Навка зло заверещала. Наткнувшись на непреодолимую для нее преграду, она лихорадочно металась вокруг, ища слабое место, но не могла приблизиться и пробиться сквозь огненную межу.
Громкий визг больно ударил Леону по ушам, оглушая и вводя в смятение. Она было дернулась прикрыть их, но остановила себя — действовать нужно было стремительно, пока не успело прогореть обережное масло. Она быстро сунула руку в карман, достала сверток, и, развернув его, подожгла заготовленную ранее свечу, быстро шепча обережные слова. На ее удачу не было ни малейшего ветерка — видно Леший постарался — свеча разгорелась полным высоким пламенем, зачадили вдавленные в воск травы обжигая чувствительную к их дыму нечисть.
Навка зашипела и метнулась назад к воде, подальше от жалящего дыма.
Леона сочувственно вздохнула и покачала головой.
— Ни на кого не нападаешь, значит? — разочарованно проговорила она, хоть и понимала, что навка не может бороться со своей сутью — новорожденный речной дух, однажды утопивший человека, начинает необратимо меняться. Его начинает мучить тягостное чувство голода, и в следующий раз он уже захочет большего и не сможет этому противиться. — Они все заслуживали смерти! Все! Все, кого я забрала! Мужичье, парубци, кобелиное отребье! — оглушительно визжала разъяренная нечисть, воспарив над рекой.
— А ко мне вышла просто языками почесать, заскучала? Или неужто и во мне мужика разглядела? — Хмыкнула Леона, попутно разматывая черненую шерстяную нить, прихваченную из сумки вместе с маслом. — В портки что ли заглянуть, может я чего нового найду.
— Я была слишком голодна, — прошипела навка резким ломанным движением, хищно склонив голову набок и заломив руки.
— Конечно, — спокойно кивнула девушка. Она понимала — однажды изведав человечьей плоти, нечисть уже не остановится… — Моргуша. — Леона вдруг посмотрела прямо в глаза искаженной девушке. — Я могу тебе помочь, слышишь? Ты ведь страдаешь, я знаю, что ты мучаешься… Я видела, ты пыталась бороться с собой, — проникновенно проговорила она и сделала паузу. — Я могу уничтожить тебя, чтобы ты больше никому не причинила зла. — Нечисть, качнувшись в ее сторону, зло зашипела. — А могу освободить твою душу, если ты мне поможешь. И ты будешь свободна, сможешь пойти дальше. Понимаешь?.. Освободиться, уйти с Марой в обитель Великой Юрса́лии, получить новую жизнь. Но ты должна сама захотеть этого. Тебя предали, тебе больно... Ничто не оправдывает их. Но ты сможешь простить, я знаю. Я верю в тебя. В твоей душе еще есть свет. Откажись от этой боли, перестань страдать. Отпусти злобу, разъедающую твою душу. — Леона говорила как можно мягче. Тихо. Вкрадчиво. Осторожно и неумело подбирая слова, стараясь задеть те кусочки души утопленницы, что еще не успели почернеть и извратиться. — Все в этом мире совершают ошибки. Своего жениха ты уже забрала. Ты покарала его. А твой отец, поверь, сполна искупил свою вину за несдержанность. Он тебя любил и боялся за твое будущее… Он каждое мгновение винил себя в том, что потерял тебя из-за своей же глупой и неосторожной резкости. Без остановки ругал себя, плакал, снова ругал и снова плакал. Чудовищем себя нарек. Я ученица той знахарки, к которой его привезли. Я лечила его, я была там и слушала. Он ежесекундно упрекал себя и без конца повторял, что, если бы он только знал, он бы все исправил. Я слышала, как он, оставшись один, рыдал, каялся и молился за тебя. И он сам выбрал умереть, потому что не смог себя простить. Ты всегда была любима. Ты отомщена. Отпусти свою боль и иди с миром дальше, она не стоит твоих страданий.
