— Ну говори уж, коль начала. Чегой у тебя тама на уме-то?
Девушка вынырнула из размышлений и, немного пожевав губу, тихо начала:
— Я после ярмарки уезжаю из нашего края.
Любомира посмотрела на нее как-то неясно, вроде даже и не хмурясь, а все равно словно досадуя на что-то. Однако ничего не сказала, молча ожидая продолжения. И девушка, помедлив, стала говорить дальше:
— Я рассказала Словцену. Думала, что, верно, расстроится, мне и самой ведь грустно расставаться… Да только вместо этого, он заявил, что поедет со мной! — она растерянно посмотрела на Любомиру. — Я, конечно, упредила, что не жду попутчика, и мысль эта и вовсе дурная... Но это ведь Словцен! На большаке опасно, тетушка, он даже защититься не сможет, если дело до брани дойдет! Не пускайте его, — умоляюще проговорила она. — Запретите ему ехать родительским наказом.
— А ты, значитца, сможешь себя защитить? — хмыкнула Любомира и сунула, пробегавшей мимо, подавальщице наполненный медовухой жбан, велев отнести его за один из столов и предложить сидящим за ним гостям еще вяленых яблок. Ожидавшие напитка мужики обрадованно загалдели, одарив фигуристую подавальщицу хмельными взглядами и сомнительными лестными словечками.
Леона смущенно потупилась и напряженно зажевала губу. Она не знала, как на это ответить. Что да, мол, сможет? А ее сын, что, получается в таком случае, слабее девчонки? Ну как такое сказать?
— Да ладно, чего уж тама. Ведомо мне, шо ты не только с травками-то у Ружи возилась, — махнула рукой дворничиха.
Леона подняла на женщину озадаченный взгляд. Любомира тем временем продолжила:
— Ружа давно уж предупреждала меня, шо ты в свое время уедешь. Сказывала и об том, шо ты мечом махать обучена, не дай Боги чего, дак защитишься. Тьфу-тьфу-тьфу, — женщина суеверно постучала пальцем по дереву. — Но ты, Леонка, Словцена-то зазря не обижай. Он может и не обучался день за днем с железяками управляться, но тоже кой-чего умеет. Да погоди ж ты, пострелиха[6]! Не перебивай, — сказала Любомира негодующей девушке, которая уже хотела возразить. — Я и сама жизнь повидала, знаю уж поболе твоего и про большак, и про людные городища, и про то, какие люди порой встречаются. Но кто ж его удержит-то, дитятко? Словцен за тобой хоть на край света помчит, неужто сама не углядела еще?
Девушка вздохнула и тихо проговорила:
— Вижу я, как он обо мне печется… Завсегда от худа оберегал... — Она замолкла на миг, сжала ткань платья в ладошках и запальчиво быстро проговорила: — но ведь и он мне дорог, тетушка! Я не хочу, чтобы он из-за меня попал в беду! — Она отчаянно посмотрела на дворничиху. — А если со мной отправится, беды ему не миновать, уж точно… Только вот мне она не страшна. Мои родители давно пропали… — тихо проговорила она. — И история эта выходит уж больно темная… Я ведь и в путь этот отправилась, чтобы суметь разобраться в ней и, может быть, отыскать их… — Она твердо посмотрела на женщину. — Это все, чего я хочу. Мне-то ведь терять нечего, а вот Словцену… Нечего ему со мной там делать.
Любомира тяжело выдохнула, покачала головой.
— Тетушка, пожалуйста, не пускай его! Пропадет ведь! — Леона уже не знала, как еще объяснить, а дворничиха все стояла и глядела на нее, словно на неразумное дитя. Неужто Любомира не понимает ее? Леона ведь переживает и боится за друга, но и охранять его у нее не будет времени. Не для того она в дорогу собиралась, чтобы с ним потом нянчиться…
