«Туан» отвесил сдержанный, исполненный благородства поклон. Чувствовалась дрессировка Лакоста.
– Ну? – спросила Илль.
– Выставьте его в парикмахерской, – посоветовал я.
– Жаль, нет всемирной ассоциации старых дев, – сказал Лакост.
– Он фигурировал бы на вступительных испытаниях, – подхватил Джабжа.
– Мальчики, отдайте его мне, – потребовала Илль. – Ручаюсь, что снова введу идолопоклонство.
– Это все очень весело, но он работает нечетко. Рамон, вас не затруднит покопаться в одном блоке?
И мы с Лакостом бесцеремонно влезли в белоснежное брюхо этого красавца.
С полчаса мы доводили его до блеска, изредка перекидываясь шуточками. Мальчик заработал, как хронометр. Насколько я понял, он предназначался для простейших механических работ, но основной его задачей было дублировать Туана в его инструкторской деятельности. Для этого он намотал на свой великолепный ус не только пособия и инструкции по альпинизму и горнолыжному спорту, но также архивы базы со дня ее основания и все исторические документы, относящиеся к Швейцарскому заповеднику, что на деле оказалось потрясающим перечнем трагических событий, случившихся в этих горах. Нечего говорить – это был эрудированный парень.
Мы кончили возиться с ним как раз к тому моменту, когда раздался металлический голос:
– Мобиль «хром-три» прибыл на стартовую площадку.
Мы переглянулись.
– Свистать всех наверх! – сказала Илль громким шепотом, словно с площадки нас можно было услышать.
В одно мгновенье мы были в том небольшом зале, отделанном бревнами, где я провел свою первую ночь в Хижине.
Туан вошел одновременно с нами в противоположную дверь.
– Где это вы пропадаете все хором? – подозрительно спросил он.
Было похоже, что последние дни повлияли на его характер не вполне благотворно.
– Да вот, знакомили гостя с помещением. – Джабжа растянул рот до ушей.
Туан пошел навстречу мне с протянутой рукой:
– Вот здорово! А мы вас вспоминали.
Мне стало приятно оттого, что меня вспоминали здесь.
– Новости есть? – спросил он встревоженно.
– Да, и неутешительные. Тебе придется вылететь на шестнадцатый квадрат, – тоном начальника, не терпящего возражений, проговорил Джабжа.
– А что, их завалило? – с надеждой поднял на него глаза Туан.
Теперь я понял, в чем дело. Это были все те же, не моложе восьмидесяти лет.
– Еще нет, – отвечал неумолимый Джабжа. – Но они ждут этого с минуты на минуту. Учитывая их возраст, нельзя отказать им в любезности, о которой они просят.
– Что еще?
– Ты должен провести их через перевал сам.
– Я альпинист, а не дамский угодник, а перевал – не место для прогулок. И никаких уважаемых дам я не поведу!..
– Поведешь!
– Пари!
– Десять вылетов.
– Ха! Двадцать! И приготовь свой мобиль.
Джабжа повернулся к двери.
– Туан! – крикнул он, и дверь тут же отворилась.
Мы были подготовлены к этому зрелищу, и все-таки что-то в нас дрогнуло. На пороге стоял Туан, устремив вперед задумчивый взгляд прекрасных карих глаз. Нежнейший румянец заливал его щеки там, где они не были прикрыты бородой.
Илль высунула кончик языка.
– Туан, – сказал Джабжа. Глаза робота, мерцая золотистыми искрами, как у дикого козла, повернулись и уставились в ту точку, из которой раздался звук. – Поди сюда, ты нам нужен.
Твердыми шагами робот пересек комнату и остановился перед Джабжой. Походка его была сдержанна и легка. От каждого его движения до того несло чем-то идеальным, что невольно хотелось причмокнуть.
