Она тревожно глянула на меня. Попрощалась с Элефантусом. Молчала всю дорогу.
Дома я пропустил ее вперед, а сам задержался в маленьком холле. Педель, неизменно сопровождавший нас всюду, въехал в дом и покатился было на рабочую половину, но я его остановил.
– Педель, – сказал я тихо, – мои лыжи, палки и ботинки, и еще одни лыжи, палки и ботинки, те, что поменьше, в той же кладовой.
Он стоял передо мной навытяжку:
– На складе Егерхауэн-юг-два имеется только одна пара лыж, палок, ботинок.
– Что ты врешь, милый? – удивился я. – Они лежат рядом, я сам видел. Ты просто забыл.
– Совершенно верно. Забыл.
– Так принеси обе пары.
– Не могу. Помню только об одной. Другой на складе Егерхауэн-юг-два не имеется.
Мне не хотелось лезть самому. К тому же мне хотелось переиграть того, кто хотел меня обмануть.
– Совершенно верно, – сказал я. – Ты не можешь помнить о второй паре. Ее до сих пор и не было. Я положил ее туда сегодня утром. Понял? Я положил, это мое. Ты увидишь их, запомнишь, что обе пары мои. Так вот, принеси их мне.
Через минуту Педель приволок то, что мне было нужно.
– А теперь пригласи сюда Сану Логе.
Когда она вошла, я обернулся к ней с самым невинным видом:
– Посмотри-ка, что нашел Педель. Вот умница! Я уверен, что все будет тебе как раз впору.
Сана величественно повернулась к роботу:
– Ступайте, Педель, продолжайте работу.
Я чуть не фыркнул. Я думал, что она удивится, – кто же, если не она, мог приказать Педелю забыть? А она отправила его с видом герцогини, выставляющей дворецкого, чтобы устроить сцену своему дражайшему супругу по всем правилам хорошего тона – наедине.
Но она опустилась в кресло и молчала, глядя на меня спокойными, жуткими глазами. Она умела смотреть так, что пол начинал качаться под ногами.
– Рамон, – сказала она наконец. – Во имя той любви, которая была между нами десять лет назад и которая не сумела пережить этот срок, я прошу тебя: разреши мне дожить этот год только здесь и только с тобой.
Я схватился за голову. Я толкнул камень, и покатилась лавина. Я мог вынести одиннадцать лет заточения, но эта патетика на горнолыжные темы…
– Ты хочешь увести меня обратно в мир, из которого я ушла к тебе. Ведь я столько лет ждала тебя, Рамон, что не могла делить свои последние дни между собой и кем-то другим. Я хочу быть только подле тебя, и ты мне нужен сильным, полным жизни. У тебя есть все – любимая работа, уютный дом, заботливые руки и снежные горы. Живи, мой милый. Работай, забывая меня, – тогда я смогу тебе помочь. Владей этим домом – я буду украшать и убирать его. Уходи в горы – я стану ждать тебя, потому что уходящий и приходящий дороже во сто крат живущего рядом. Но не зови меня с собой.
Я знал, что я должен подойти к ней, театрально грохнуться на колени и, спрятав лицо в складках платья, клясться не покидать ее до последних минут…
Я сдернул со стены «микки» и как ошпаренный вылетел из дома. Шагов через пятьдесят опомнился и присел на камень. По фону вызвал Педеля со всеми своими палками и свитерами и в ожидании его съежился под пронзительным весенним ветром. Черт побери, до чего люди всегда умели портить все вокруг себя! Кто бы мне поверил, что после всего этого я еще продолжал ее любить. Я сам бы не поверил. Но я ее все еще любил. Я знал, что говорить ей об этом бесполезно, потому что она примет это лишь как утешение, а выдумывать что-нибудь я сейчас просто не мог. Сил не было. Потому что я ее любил.
