«Если бы так было с ними… – думала Паола, подпершись кулачком. – Если бы два года не было связи с „Бригантиной“… Она не любит своего Агеева. Она просто относится к нему, как жена должна относиться к мужу. Странно, для всего люди напридумывали разных слов, даже больше, чем нужно, а вот для самого главного нашли одно-единственное; называют этим словом все, что под руку попадет, – даже обидно… А может, пришлось бы придумывать для этого самого главного столько слов, сколько людей на свете, – нет, в два раза меньше: для каждых двух… А то ведь, наверное, всем кажется, что только у тебя – настоящее, а все остальные – это так, привычка, или делать нечего, или, как говорит Симона, „сеном пахло“… чушь всё. Всё чушь и всё – неправда. А правда начнется тогда, когда дрогнет пол под ногами и замурлыкают огромные супранасосы, и бесшумно, незаметно даже – снизу или сверху, появится синтериклоновая перегородка, и снова все качнется, и еще, и еще, и когда остановится – это будет значить, что „Бригантина“ приняла трап».
– Чай стынет, – сказала Симона, – можно приниматься за пироги.
– С чем бы это? – полюбопытствовала Ираида Васильевна.
– Великорусские. Посконные. Сермяжные. Что, я не так сказала? – Симона умудрялась выискивать где-то совершенно невероятные слова. – Вот, убедитесь. С грибами и с визигой.
– Да, – задумчиво сказала Ада, – эпоха контрабанды на таможенной станции. И много их там у тебя?
– Хватит, – сказала Симона и ткнула кнопку вызова дежурного робота. – Надо припрятать на черный день – имею в виду гостей.
Дверь приподнялась, вкатился «гном». Он бесшумно скользнул к Симоне и остановился, подняв свой вогнутый, словно хлебная корзиночка, багажник. Симона принялась перегружать туда свои пакеты.
– Снесешь в холодильник, киса, – приговаривала она вполголоса, – да чтобы через неделю можно было достать, не раскапывая лопатой. А то всегда завалишь…
Паолу немного раздражала манера Симоны говорить с роботами. Ну зачем это, если они все равно ничего не слышат?
Видно, и Симона думала о том же:
– Эх ты, черепаха навыворот. И когда я вас переведу на диктофоны? – Она нагнулась и стала набирать шифр приказа. – Говоришь с ним, как с человеком, а он – ни уха ни рыла. Кстати, какой у нас номер очереди на универсальный?
Паола вскочила:
– Я сама.
Схватила пакеты в охапку, побежала на кухню. Универсальный…
Когда-нибудь его доставят на станцию, и тогда «благодарю вас, мисс, но услуги стюардессы на станции больше не нужны».
Паола вернулась к столу, села, пригорюнившись, – одной рукой подперла подбородок, другой поглаживала скатерть.
– Ну что, Паша, взгрустнулось? – Ираида Васильевна наклонила голову, одним глазом глянула Паоле в лицо. «Словно большая добрая кура», – подумала Паола. – Или, может, обленилась за отпуск? Работа в тягость?
– Да разве я работаю? Смеетесь! – Паола судорожно сдернула руки со скатерти, под столом стиснула кулачки. – Разве так должна работать стюардесса? Вот на пассажирских ракетах, если что случается – стюардесса разве с командой? А? Она с пассажирами. До самого конца. – (Ада улыбнулась, еще ни на одной пассажирской ракете до «самого конца» не доходило.) – Я, конечно, мало что могу, но ведь главное, чтобы люди чувствовали – о них заботятся, с ними рядом живой человек, а не такой вот паразит. – Паола кивнула на «гнома», все еще покачивавшегося за креслом Симоны.
Симона взорвалась:
