– Знаю, не буду.
Ха, «не болтай»! Да разве можно сдержаться и не рассказать про этакое чудо закадычному дружку Лёньке? Это же Лёнька!
Птицей долетел Лёша до усадьбы, стукнул в окно, вызывая приятеля на крыльцо. Они перебежали широкий господский двор и свернули за угол амбара.
– Холодно, чёрт! – Лёнька дрожал в плохонькой кургузой курточке. – Может, лучше в комнате посидим или в кухне? Там тепло…
– Нет, там народу много. Смотри!
Лёша сдёрнул варежки сунул руки дружку под самый нос.
Тот отшатнулся:
– Да… сейчас ущипнёшь… или дашь понюхать какую-нибудь дрянь.
– Балда! Смотри… видишь?
У Лёньки глаза стали по полтиннику, он несмело притронулся пальцем к сияющей ладони.
– Ух ты! Это чего такое?
– Бог дал, – серьёзно ответил Лёша.
– А зачем?
– Чтобы мамку вылечить. Я долго просил – и он дал.
– Ого! А меня вылечить сможешь? Чирей на заднюхе вылез, – поморщился Лёнька, – смерть как болит. Пойдём в библиотеку, там, кажись, никого нет.
Генеральская библиотека занимала большую комнату в два окна, с тёмно-синими бархатными шторами со шнурами и кисточками, оставшимися от прежних хозяев; вдоль стен стояли сколоченные коммунарами деревянные стеллажи, сплошь заставленные книгами.
– Вот это да-а… – восхищённо прошептал Лёшка. Он ещё никогда не видел такого богатства. – За всю жизнь не перечитать.
– Эва, я уже по сто раз всё перечитал! – прихвастнул Лёнька.
– Брешешь.
– И не брешу.
– И вот эту тоже? – Лёша ткнул пальцем в толстую книгу в чёрном кожаном переплёте.
– И эту.
– Вот и брешешь, там не по-русски написано.
– Ну ладно, ладно… Лечи давай. Портки тоже снимать?
– Не надо.
Лёнька вытер мокрый нос рукавом и с опаской спросил:
– А это, чай, больно?
– Не знаю, сейчас видно будет. Сюда ложись, – указал Лёша на деревянную скамью.
Лёнька снял великоватые штаны, оставшись в одних подштанниках, и послушно растянулся на лавке.
– Ого… огромный какой чирей. – Лёша приложил тёплые покалывающие ладони к грязноватым порткам.
– Да не, это мамка жёваный хлеб примотала, говорит, завсегда помогает.
– Ну что, больно?
– Да не… как будто мураши бегают и щекочут, – ответил Лёнька. – Ты лечи, лечи…
Он вдруг ойкнул, сполз со скамьи и поковылял к выходу, поддерживая портки.
– Лёнь, ты куда?
– Сейчас… кажись, прорвался.
Через несколько минут он вернулся с сияющим лицом:
– Всё… И болеть сразу перестало. А то ведь страсть как мучился. Слушай, мой брат Колька брюхом другой день мается, ажно похудел. Поможешь?
– Зови.
Мелкий пришёл, постанывая и держась за живот, глянул на Лёшины ладони:
– Намазал чем, что ли?
– Ничем не мазал, – обиделся Лёшка.
Колька, кряхтя, лёг на лавку:
– А долго ли? До ветру охота.
– Потерпи чуток. – Лёша приложил ладони к Колькиному животу и спросил: – Что чуешь?
– Щекотно… и щиплет немного.
Бегали по Лёшкиным рукам искорки, отбрасывая голубоватое сияние, покалывали крохотными иголочками… Вскоре Колька с удивлением заметил, что ему стало легче, кишки уже не так болят, а завтра точно будет совсем здоровёшенек.
– Надо Маньку позвать – она ногу порезала, всё гниёт, не заживает… И Ваську тоже…
***
Перед дверями библиотеки толпились ребята, подглядывали в щёлку, шушукались, пихали друг друга локтями.
– Куда лезешь, Лёша велел по одному заходить! – пищал возмущённый голосок.
– А ты зачем пришёл, ежели ничего не болит?
– Так… посмотреть хотца.
– Чего смотреть, чай не в цирке.
Они не заметили, как торопливо шёл по коридору председатель с гроссбухом в руках, приостановился, окинул ребят быстрым взглядом.
