Первое же дерево распахнуло для меня свои густые шелковистые ветви, я прижалась к теплому стволу и разрыдалась. Все-таки я не совсем еще взрослая, мне исполнилось восемнадцать лет совсем недавно, и мне так хочется, чтобы меня хоть кто-то пожалел.
Листва шелестела успокаивающе, показывая на картинках мой милый родной домашний лес, тоненькие веточки мягко подтолкнули меня в самую уютную на свете пещерку между корней, крупные листочки склонились ко мне, полные вкуснейшей росы, постепенно слезы закончились, голод вступил в свои права, и, наевшись и напившись, я уснула сладким, спокойным исцеляющим сном.
14. глава 13
Разбудило меня весёлое пение птиц в ветвях моего дерева, запах солнца, цветов, нагретой земли. Сладко потянувшись, я осторожно выглянула из ветвей, зажмурившись на солнце.
Замок стоял еще более прекрасный, чем накануне, но идти туда мне не хотелось совсем. Чисто физически я чувствовала исходящую со стороны замка опасность. Не от самого замка, а от чего-то или от кого-то внутри. Как будто ядовитый червь, который спрятался в аппетитном на вид яблоке.
Тоненькая веточка ласково погладила меня, а на доверчиво наклоненных ко мне листочках засеребрились лужицы росы. Да, правильно, сначала завтрак, ведь силы мне ой как нужны. Неоценимую помощь все-таки оказала мне Лайлинна, напихав всяких вкусняшек с кухни не меньше чем на пятерых рудокопов, честное слово.
Так, пока все хорошо, я жива, цела и даже накормлена, чего еще желать для начала. Даже думать не хочу, что ждало бы мою сестру в этом милом месте.
Да, Антуана ожидает весьма пикантный сюрприз, но ведь есть еще и старый Гортон де Брилье, который, кажется, совсем и не старый, и для которого сюрпризов пока нет.
А судя по, надо признать, абсолютно неуважительному обращению, церемониться со мной точно никто не собирается.
Я с трудом подавила поднимающуюся из глубин моего существа ненависть к негодяям, деревья же, успокаивающе щелестя ветвями, вдруг начали показывать мне картинки, смысл которых поначалу ускользал от моего сознания.
Вот милая, совсем молоденькая, на вид лет двадцать, не более, девушка, забилась в угол покоев, очень похожих на отведенные для меня. Рядом Антуан, но не тот, изможденный, которым он был вчера, а здоровый и полный сил, с наглым высокомерным взглядом.
Он со всего размаха бьет несчастную по лицу, рывком разворачивает ее спиной к себе, с силой наклоняет так, что девушка ударяется лицом о стоящий рядом изящный журнальный столик со стоящей на нем, как в насмешку, старинной вазой с девственно-белыми нежными цветами.
Я этого не слышу, но несчастная, кажется, кричит и это еще больше заводит негодяя, он рывком, о, помилуй ее, Триединая Сестра, задирает девушке юбки, вторым рывком грубо раздвигает ее тонкие стройные ножки, на грани тошноты я вижу кажущийся огромным малиновый стержень, которым он вонзается в извивающуюся жертву снова и снова.
Я не хочу смотреть, но смотрю, как завороженная, как одновременно со струйками крови, заливающими ножки девушки, на кончики пальцев негодяя переходит энергия, которую не спутаешь ни с чем: сверкающая чистейшим диамантом энергия девственности знатной девушки, энергия, ценнее которой нет ничего в нашем мире.
И одновременно с этим на девушку падает проклятие Триединой Сестры...
Оно имеет цвет. Оно черное. Оно как туман.
Розовое личико девушки сереет на глазах, её испуганные глаза невинного ребенка мгновенно теряют здоровый блеск, становятся тусклыми, без проблеска мысли.
