Сила рода укрепляла стены, возводила защиту.
Ба Ася все время стояла с закрытыми глазами, удерживая силу, подчиняя и направляя. Следуя вместе с потоком, она оказалась перед Анной и Тихоном – мальчик спал, а мать наблюдала за сыном.
Поток окутал их с головы до ног, родовая магия откликнулась в крови обоих – ярко запульсировала у Анны, слабо забилась в теле мальчика, но лишь потому, что темное пятно проклятья неумолимо разрасталось в его груди. Замкнув круг, сила растворилась, впиталась в стены и перекрытия, слилась в единое целое с домом.
Убрав руки, ба Ася пошатнулась, с трудом дошла до стула и рухнула на него, пытаясь отдышаться. Давно она не обращалась к роду, да и возраст брал свое, она сильно ослабела в последние годы.
Вспомнив о Тише, женщина вновь обратила взор на портрет бабки. Одна судьба на двоих, как удивительно и печально. Без Алевтины здесь не обойтись. Ба Ася понимала, что этот призыв может стать для нее последним. Но скоро Анне потребуется помощь и только первородная сможет ее оказать и всему обучить.
Ба Ася встала, прошла к себе в спальню, собрала сумку, накинула платок на плечи и тихо вышла в ночь. Путь был неблизкий, нужно было обернуться до утра. Она надеялась, что Анна не заметит ее отсутствия.
Анна
На втором этаже было прохладнее, я уложила Тишу, закутала, накрыла пледом поверх одеяла, и через минуту сын уже крепко спал, положив кулачок под щеку.
Я залюбовалась моим мальчиком – он взял самое лучшее от папы с мамой, но по своему перекроил родительские черты: глаза были мои – золотисто-карие, но у меня не было зеленых крапинок в радужке, рыжие волосы тоже унаследовал от меня, хотя оттенок был ближе к каштановому, чем медному. А вот привычка хмурить брови ему досталась от Кости, как и черты лица – форма носа и глаз, но и здесь проявилась его индивидуальность – подбородок был не таким острым как у отца.
Как любой ребенок, Тиша был нашим отражением и продолжением, но, прежде всего, уникальной личностью. Это служило мне утешением, я смотрела на сына и видела его отца – Костя продолжал жить в нашем ребенке.
Окончательно продрогнув, я поспешила завернуться в одеяло, накрылась с головой и стала ждать, пока сон не сморит и меня. Вскоре я согрелась, высунулась из-под одеяла, потом положила сверху руки, поменяла положение раз, другой, а сон все не приходил. Со мной такое бывает – когда устаешь настолько сильно, что уже не можешь расслабиться. Я тяжко вздохнула и прислушалась.
В комнате Тиши было тихо и спокойно, я специально оставила наши двери напротив открытыми. Вокруг стояла непривычная тишина, не шумели проезжающие мимо машины, не хлопали дверьми или форточками соседи, не гудел лифт. Разве что входная дверь скрипнула и вновь все затихло.
Мне почудилось, что мы с Тишей остались одни во всем мире – последние люди на земле. Порой, как любой творческий человек, я предавалась разного рода фантазиям, мы с Тишей любили читать сказки, и больше того – часто придумывали свои. Много раз наши игры и задумки находили потом воплощение в моей работе – раньше я рисовала иллюстрации для детских книг.
Наконец, я стала различать другие звуки, незнакомые и непривычные: тонкий скрежет ветки по оконному стеклу, шорох травы, слабый свист ночного ветерка в ветвях деревьев, какой-то далекий шёпот – сначала он был едва различим, но с каждой минутой становился все четче и громче, словно кто-то встал возле моей кровати и, наклонившись к самому уху, тихо шептал. И когда мне стало казаться, что я начала различать отдельные слова на незнакомом языке, я заснула.
