– Крокодил? Что-то совсем особенное, – Гриша взял короткую паузу и, немного улыбаясь, добавил. – Такой большой и еще в одежде.
Явление напротив, хоть и имело природу скорее мистическую или метафизическую, но судя по тому, как в разговоре двигались челюсти рептилии, а они не двигались вообще, было совершенно ясно, что ответной улыбки, даже крокодильей, собеседник наверняка не получит.
– Будь я маленьким крокодилом, ты бы меня не заметил.
И зеленое создание опять стрельнуло молнией из огромного глаза, которым оно и разглядывало сидевшего на диване в трусах и синих носках опухшего спросонья Гришу. Затем крокодил неуклюжими на вид лапами, в которых как-то размещалась газета, довольно проворно одернул разворот и всем своим видом продемонстрировал интерес к ее содержимому.
Григорий стал ладонями растирать свое лицо, разгоняя кровь и стараясь быстрее взбодриться. Он не очень любил такие сюрпризы и после массажа лица и протирки глаз уставился на свои носки, в которых он имел привычку часто засыпать.
– Ну, мы давно не встречались, – сказал крокодил.
Григорий поднял взгляд на рептилию, и ему показалось, что на ее морде присутствует подобие ухмылки. И все же было совершенно необъяснимо, как вообще происходил этот диалог. Слова и звуки вылетали из пасти, которая практически не шевелилась. Все это напоминало какой-то чудовищный сеанс чревовещания.
– Тебя напугал мой внешний вид? Ты же знаешь, я не могу являться в образе людей. Впрочем, я могу быть к ним совсем близко.
Газета снова вздрогнула в зеленых лапах, и Григорий тоже слегка подпрыгнул. То, что было секунду ранее крокодилом и бог знает как размещалось в кресле, превратилось в момент в огромную гориллу, которая оставалась в кресле все в той же рубашке и все в той же неуместной кашемировой шляпе, только теперь еще к ней добавилось нелепое перо. Также, ко всему прочему, появились штаны и очки в толстой черной оправе. Очки были без стекол.
От крокодила в новом собеседнике Григория были только блестящие ботинки из зелено-коричневой огненной кожи и, возможно даже, из натурально крокодиловой.
– Как тебе?
– Уж лучше аллигатор, – удивляясь, произнес Григорий.
– Крокодил! – поправила его обезьяна в кресле.
Голос, кстати, при трансформации из рептилии в примата совсем не изменился. Его Григорий узнавал всегда, поскольку во всех образах он был одним и тем же.
– Впрочем, не важно. Чем тебе не нравятся гориллы? – и совершенно адская улыбка возникла на обезьяньей морде. Обнажились огромные белоснежные зубы, розовые десны, и очки из-за новой гримасы поползли куда-то вверх к шляпе.
– Какой кошмар! – произнес Григорий и уставился на ненужное тонкое зеленое перышко на головном уборе мохнатой головы.
– Ну зачем так? Вовсе не кошмар, а очень даже удобно. Так даже проще.
При этом горилла подняла большой палец и стала похожа на какой-то ультрамодерновый рекламный плакат, который всплыл из каких-то обрывков памяти в голове Гриши. Не хватало только курительной трубки в зубах и заложенного платка во внешней карман пиджака.
– Я не курю. Ни трубку, ни сигар. Это очень вредно! Но вот…
Тут обезьяна достала и поправила из нагрудного кармана пиджака желтый платок, оттенок которого очень подходил в тон коричневому костюму.
– Обезьяны никому не нравятся. А причина, Гриша, очень проста, – продолжала свой диалог горилла, губы и челюсть при этом уже шевелились в соответствии с произносимой речью, а очки при каждом слове стали подпрыгивать.
