Небольшой ветерок доносил со стороны фронта запах гари. В шумевшей голове я мысленно прокручивал весь полет. Ругал себя за неправильные действия в зоне зенитного огня и Киселева за большую скорость полета, с которой он, не собрав группу после удара, стремился быстрее выскочить на свою территорию. Ругал и техников, плохо подготовивших самолет к вылету. С другой стороны, я хоть и не совсем удачно, но все же слетал на задание и получил боевое крещение. В следующий раз буду умнее. Слава богу, остался жив. С этими мыслями я и заснул. Однако сон мой длился недолго. Проснулся от четкого стука, идущего из моей кабины. Вначале подумал, что наконец-то приехали из полка. Окликнул, но никто не отозвался.
Вместо этого послышался топот ног по крылу, а за ним глуховатый звук прыжка на землю. Выскочил наружу с пистолетом в руке и стал всматриваться в темноту. Никого. Заглянул в кабину. Так и есть: на приборной доске нет часов, нет на месте и ракетницы. Это меня взбесило. Поняв, что это вор, решил поймать его и проучить. Но того и след простыл. Уснул я, когда уже совсем рассвело. Весь следующий день я просидел у самолета в ожидании кого-либо из полка. Очень хотелось есть и пить. Осмотрел все вокруг, но воды не нашел.
От нечего делать решил сосчитать количество пробоин. Начал с хвостового обтекателя фюзеляжа, а закончил у фюзеляжной звезды. Дальше не хватило терпения – устал. Насчитал их до 800. За звездой, ближе к кабине стрелка, их оставалось еще не менее 300. А сколько их было в плоскостях и центроплане, куда угодил снаряд! Да! Живучая машина Ил-2. Если бы «фоккер» не перебил бензо– и маслопроводы, то наверняка долетел бы до аэродрома.
Прождав безрезультатно несколько дней, решил сам добираться в полк. По пути встретил солдат-тыловиков, которые накормили меня кашей. Вечером того же дня заметил над лесом самолет, потом еще несколько. По траектории их полета понял, что неподалеку находится аэродром. Однако добирался до него почти сутки. Пришел туда весь промокший и в грязи. Аэродром нашел там, где и предполагал. Самолеты У-2 находились на опушке леса и были хорошо замаскированы. С воздуха их было трудно обнаружить.
Командир полка, майор, принял меня приветливо и направил в столовую, где на шестой день вынужденного говения я по-настоящему поел. После обеда он вызвал летчика и приказал ему перебросить меня на У-2 в Райские Выселки. Не веря, что примерно через час буду у своих, я уселся в заднюю кабину. Радость оказалась преждевременной. Летчик начал взлет с непрогретым мотором. На взлете тот начал чихать и давать перебои. На мокром от дождя поле самолет никак не мог набрать скорость. Вот уже кончается полоса, а он никак не оторвется.
Летчик попытался оторвать машину без скорости. У-2, подпрыгнув, ударился колесами о землю, а затем о бруствер щели, проходившей поперек полосы. Самолет встал на нос, замер на мгновение и резко упал на спину. Полный капот. Я, по своему легкомыслию, не был привязан, поэтому вылетел из кабины и угодил в щель, доверху наполненную грязной водой от прошедшего вчера дождя. Кроме меня, в воде плавали летчик и буханка хлеба, которую я на всякий случай прихватил с собой. Летчику капот доставил больше неприятностей. Помимо поломки машины, которая могла закончиться пожаром, у него при падении сорвалась с груди медаль «За отвагу», упавшая в ту же щель.
