- Понятно. Ну
ладно, сейчас напишу в группе предварительно. Как будет известно по дате –
свисти.
На сохранении…
Собственно, почему нет? Она замужем. Уже давно. Наверно, какие-то проблемы, раз
до сих пор не родила и сейчас в больнице. Пусть у нее все получится.
Так я говорил себе,
а на языке плавилась горечь. Как будто потерял ее еще раз. Хотя она никогда
моей и не была.
И не будет.
И хорошо, что не
придет на встречу. Хотелось увидеть ее – и не хотелось. А еще не хотелось,
чтобы она видела меня с кольцом. И с Катькой – женой. Хотя Машка ей наверняка
сказала.
Встреча прошла в
режиме натянутой струны. Интересно было увидеть всех через пять лет, но
почему-то я страшно боялся, что кто-то заговорит о Марго. Глупо, нелогично, но
новость о том, что она лежит на сохранении, словно сорвала корку с поджившей
раны. Я не был уверен, что смогу изображать безразличие, услышав о ней. И не
хотел, чтобы Катька это заметила. Тема Марго у нас была табу.
Но о ней даже не
вспомнили. Зато интерес вызвали слова Евгеши о том, что Мирский, походу,
собрался жениться. Вот тут уже равнодушие изображала Машка, и у нее тоже
получилось фигово.
Эх, Маша, Маша, мы
снова с тобой в одном клубе. И у тебя кто-то есть, и у меня, а на самом деле…
живем дальше. Как можем.
После той встречи
прошло четыре месяца, Машка позвонила поздравить меня с днем рождения. Я как
раз уходил в рейс, ехал в Пулково, можно было разговаривать без оглядки, не
услышит ли Катька.
- Как там Марго,
родила? – спросил небрежно, словно между прочим.
- Нет, Кеш, - после
секундной заминки ответила Машка. – Снова нет. К сожалению.
- Снова?
- Уже четвертый
раз. Там… проблемы. Ни причину выяснить, ни вылечить не могут.
По идее, я должен
был вздохнуть с облегчением – но нет. Было дико жаль ее. Радовало лишь одно –
если, конечно, тут уместно слово «радовало». Лишь то, что это не смертельно.
Ревновал ли я ее к мужу? Нет, это было бы глупо. Искренне хотелось, чтобы она
была счастлива. Раз невозможно со мной – пусть с кем-то другим. Но если и это
невозможно, главное – чтобы была жива.
Я не назвал бы себя
религиозным, не ходил в церковь, но в небе – как на войне. Когда ты отдаешь
себя на волю стихии, невозможно не верить. Невозможно не обращаться за помощью
к невидимым силам. Каждый вечер я молился – как мог, своими словами. Не только
о себе и близких, но и о ней – о Марго.
Марго
Раньше в моей жизни
было много чего. Может, иногда даже через край. В какой момент все свелось к
воспроизводству? После первого выкидыша? Или после второго? Я и не заметила,
как фокус четко сместился в одну точку: на возможность родить ребенка. Работа,
которую я, несмотря ни на что, обожала, подруги, книги, байк – все отошло
куда-то на второй план. Даже наши отношения с Мишкой сосредоточились на том,
получится или нет.
Он не упрекал, нет.
Расстраивался, утешал, но я чувствовала этот фон: «Эх, Рита, Рита, даже родить
не можешь».
После третьего
выкидыша я сказала открыто, что больше и пробовать не хочу. Каждая из трех
неудачных беременностей отожрала у меня по такому куску жизни, что непонятно,
как вообще осталось желание шевелиться.
Если тебе так
вперся этот ребенок, Миша, иди, я не держу. Найди здоровую женщину, пусть родит
троих, четверых, сколько там тебе надо?
Нет, отрезал он, я
хочу ребенка от тебя. Совсем сдурела, что ли?
После долгих
препирательств пришли к компромиссу: ничего специального. Никаких календарей,
витаминов, тестов на овуляцию, способствующих поз и прочей лабуды. Но и
предохраняться тоже не будем. Вроде и не ждали ничего, но тягостное напряжение
не уходило. Каждый раз, когда подбиралось время Ч, не знала, чего боюсь больше:
что начнутся месячные или что не начнутся.
