Лети за вихрем - страница 23

«Хэ-эй! – донеслось вдруг из леса, сквозь скрип ветвей и шелест листьев. – Хэй! Ахой!» Я чувствовала, лес ждет этой грозы так же как я, только он знает, зачем ее ждет… А я знала лишь то, что люди не слышат этих радостных возгласов. Вслед за голосами ударил гром, – будто кто-то разорвал в небе огромное хрусткое полотно. Воздух уже не просто дрожал – звенел. Гроза несла в себе небывалую силу, она сама была вихрем, водоворотом, целой сотней водоворотов и вихрей. Мне хотелось бежать ей навстречу, оторваться от земли, закружить и помчаться вверх, к темной туче, станцевать изломанный танец молнии над верхушками деревьев, упасть на землю тяжелыми каплями дождевой крови.

Еще вспышка… Гром ударил почти сразу, – гроза шла прямо на нас, возможно, первые капли дождя уже упали на замок.

…Я знаю, это уже было, – звон в ушах внезапно начал складываться в шепот, — было или не было, было или будет: ветер, что хлестнул плетью по лесу, по сонной воде замкового рва; тихая беседа и закрытые ставни… Никто и не догадывался, что будет гроза, только один человек знал: что-то идет сюда… Кто-то летит на крыльях грозы… летит не по своей воле, летит, как птица, попавшая в бурю…

Я вздрогнула. Сразу три молнии ударили над башнями замка, сплелись в тугой клубок и породили ослепительный огненный шар, который поднялся вверх и распался с оглушительным треском. От громового раската заложило уши, а когда гром ненадолго замолчал, я услышала, как свистит и поет ветер. Хлопнула дверь.

…Я знаю, это уже было, — посвистывал ветер в щелях между бревнами, — было или не было, было или будет: раскат грома, что бил наотмашь, треск дерева и дрожание стекла… Когда-то грозы значили для меня гораздо больше чем теперь, ведь каждая из них – отголосок той самой грозы, и каждая молния – лишь отблеск той самой, которая…

– Кветка, ты где?

Я вжалась спиной в бревенчатую стену, молясь неведомо кому о том, чтобы слиться с мертвым деревом, сделаться незаметной, остаться здесь подольше. Похоже, бабка меня не увидела…. И снова молния!

…Я знаю, это уже было, – трещали незримые искорки в воздухе, — было или не было, было или будет: там, далеко, была книга, что листал ветер на самом краю, книга, в которой светилось каждое слово… Здесь тоже есть книга, рядом, совсем рядом… Рука макнула перо в чернила и подчеркнула две строчки, и за ними открылась бездна, а той бездне был свет, ослепительный белый свет, что сделался именем…

Жесткая ладонь провела по моей щеке, и я наконец очнулась. Ветер пел не то выл, раскачивая деревья и сминая травы, первые капли дождя оставляли в пыли темные крапинки. Брат Петр тряхнул меня за плечо, молча кивнул и неторопливо побрел в дом, подошел брат Гинек.

– Ну, Кветка, ты нашла где спать – сейчас такой лияк пойдет… Быстро в хату, мелочь! Томаш, чего встал столбом? Давай кобылу в сарай заводи…

Голос брата потонул в громовом раскате, и с неба обрушилась стена ливня.

***

Гроза бушевала часа два, не меньше – совершенно сумасшедшая гроза, со стонущим ветром и треском ломающихся деревьев. Молнии выписывали в небе колдовские узоры, гром грохотал так, что уши закладывало, от туч было темно, как ночью, – а воздух светился страшным синеватым светом. Я все ждала, что ветром сорвет крышу, или молния ударит в дом… и было от этого почему-то не страшно, а весело.

Когда тучи отнесло, наконец, к югу, семейство смогло перевести дух. Отец, который всю грозу так и просидел над кружкой, вздохнул, перекрестился и попытался вытрясти из бочонка остатки пива. Мать, что-то возмущенно промычав, отобрала у него бочонок, потащила в сени. Томаш, скорчившийся на лавке, облегченно вытянул ноги и засопел, отвернувшись к стене. Петр неторопливо встал и пошел к двери – видать, решил проверить, все ли в порядке во дворе и в хлеву.