Лети за вихрем - страница 22

Кларинка светится прозрачно-голубым, няня – тяжелым и темно-серым. Уютным, хоть и мрачным. Тетушка похожа на тучу, в которой иногда проскальзывают злые колючие зарницы, но она не разрешает им прыгать и велит сидеть смирно. Отец одет в броню: почти такие же пустые доспехи стоят в гостиной, и все, кроме мальчика, думают, что они надеты прямо на воздух. Те латы целые, а на отцовых – трещина, а за ней огромный не до конца заживший шрам. Отец не показывает, что ему больно, и всегда думает, прежде, чем что-то сказать. Это называется «держать себя в руках». У тетушки получается чуть хуже.

Лестница, коридор, порог, полосатая юбка и теплые руки няни. «Бедненький ты мой», – говорит она в своей голове. Она вправду так думает, очень громко, и от этого у него слегка ломит в висках. Няня знает много сказок, и все сказки у нее добрые – не как у мамы.

Послушать, свернуться калачиком на кровати. Подушка пахнет талым снегом, потому что наволочка сохла на лесном ветру, тени тихо ползут снизу вверх, паучок плетет паутину, в лес вернулись зяблики. Можно проснуться завтра, а можно не спать или спать вполглаза, а можно долго и крепко. Как мама…

***

Сын графа проснулся двенадцать лет спустя, в полдень, на вершине холма, – и в первый миг не понял, что было прожито, а что приснилось. Побелевшие затекшие пальцы юноши-подростка крепко сжимали желудь.

– Бабушка, а что такое якорь?

Бака Магда подняла голову, не переставая мять руками крутое тесто. В хате было пусто и тихо, только мухи жужжали под потолком.

– Якорь? – удивилась она, – Да навроде бы гиря такая на веревке, что с лодки кидают, чтоб ту лодку течением не унесло. А тебе зачем?

– А на что он похож, якорь-то?

– А вот этого, милая, не знаю. На что тебе?

Я молча пожала плечами, – как тут обо всем расскажешь? «Мне нужен якорь», – говорил молодой барин. Перед глазами стояла дурацкая картинка: вихрь, накрепко привязанный к тяжелой черной штуке вроде пушечного ядра. Вихрь кружит, рвется в небо, – да только груз тянет обратно, к земле. Неужто так все просто: вихрь успокоить – словно коня стреножить? А дальше?.. Дальше – или порвет путы и все же уйдет, или… смирится? А потом что?.. Успокоившись, он угаснет, исчезнет. Вихрю нипочем не стать омутом, – он жив, пока кружит. Его нельзя ни связать, ни запутать, – но можно сберечь. Стало быть, нужен оберег – сильный, могучий, который в случае чего удержит на земле душу и не даст ей расстаться с телом.

Легко сказать: про обереги я ровно ничего не знала. У нас в селе малым детям повязывали на руку красную нитку с заговоренной бусиной от сглаза, некоторые девки носили на шее щепоть засушенного плюща в мешочке – на любовь… Но тут-то совсем иное!

***

Я и не заметила, как ноги вынесли меня во двор. Солнце висело низко, ветер нагнал облаков, – гроза что ли будет? Я присела на завалинку и уставилась в небо.

Горизонт темнел, с севера на край неба наползала огромная сине-серая туча. Закатное солнце подсвечивало ее по краям, отчего туча переливалась лилово-красным, будто свежий синяк; позолоченные солнцем верхушки замковых башен светились на фоне темного неба. Ветер ударил по ветвям, взметнул пыль, рванул солому с крыши – и затих.

Я смотрела, как завороженная. Мне вдруг стало так странно, так небывало хорошо, – казалось, и тело, и душа ждут чего-то, словно эта гроза будет мне подарком. Воздух едва заметно дрожал, кончики пальцев покалывали сотни невидимых иголочек. Снова рванулся и снова затих ветер, – а лес и при стихшем ветре продолжал качаться и шелестеть. Из тучи, из самой набухшей сердцевины ударила вниз молния, заплясала между небом и дальним краем холмов, погасла.