– Думаешь, тут живет Циглер? – усомнилась я.
– Ничему не удивлюсь, – проворчала Ира, освещая дверь. – Ой, смотри, открыто!
– Третьякова, пошли скорее домой! – взмолилась я.
Но Ирка уже толкнула дверь, и от страшного скрипа петель мое сердце опустилось в пятки. Я словно приросла к земле, когда Третьякова нырнула в темную квартиру.
– Ира, выходи оттуда!
– Сейчас-сейчас!
Раздался грохот, свет фонаря дрогнул, а затем и совсем погас. Я думала, что от страха умру на месте, но все-таки бросилась в странную квартиру на помощь подруге. В темноте едва не наступила на Ирку.
– Ай-яй, тихонько, я тут! – простонала Третьякова.
Я присела на корточки и принялась шарить руками.
– Ты где? Что случилось? Блин, включи опять фонарь!
– На меня упало что-то большое!
Внезапно дверь за нами громко захлопнулась. Я тут же вскочила и понеслась к выходу. По пути запнулась обо что-то (судя по бряку звонка – о велосипед) и тоже рухнула на пол у самого порога.
– Блин!
– Ты в порядке? Значит, на меня упал чей-то велик.
Снова поднялась на ноги, потянула на себя дверную ручку – закрыто.
– Ир, нас заперли!
– Ну дела! Кому это надо?
Почему-то я снова подумала о том липком гадком чувстве, будто кто-то следует за нами по пятам.
– Вставай же! – поторопила я Ирку.
Третьякова снова зажгла фонарь на телефоне и обвела слепящим лучом помещение. Мы находились в прихожей нежилой квартиры. Прошли в одну из комнат и обнаружили там сваленную в углу старую мебель, еще несколько велосипедов и детскую коляску с картонными коробками.
– Круто, нас заперли в какой-то захламленной колясочной, – проворчала Ира, возвращаясь в коридор. Отряхнувшись, она взглянула на экран смартфона. – Эх!
– Кажется, сейчас не самое подходящее время переживать из-за того, что Вадичка не пишет, – отозвалась я, вслед за Иркой отряхнув колени. И зачем Третьякова поперлась в эту квартиру?
– При чем тут Вадичка? – рассердилась Ира, но по ее дрогнувшему голосу я поняла, что пропажа Вадика подругу все-таки беспокоит. – Телефон скоро разрядится.
Ирка погасила фонарь, и нежилая квартира вновь погрузилась в темноту.
– Шутишь? – почему-то шепотом спросила я.
– Нет, – прошипела в ответ Ира. – Но если что, с твоего позвоним.
– Ага, только я телефон дома забыла.
– Шутишь? – спросила теперь Ирка.
– Точно, мы ж не в какой-то колясочной, а в «Камеди Клаб». Шутка за шуткой! Нет, Ира, я не шучу.
Мы с Третьяковой снова прошли в ту комнату, где стояла старая мебель. Окна были заколочены фанерой, но сквозь щели сюда, в отличие от прихожей, проникал свет. Узкие желтые полоски падали на пыльный пол. Окна в этой нежилой квартире выходили на улицу, а не во двор.
– Там, поди, еще и решетки снаружи, – с тоской констатировала Третьякова, подобравшись к подоконнику.
– Допустим, меня дома все равно не хватятся, – сказала я, не зная, радоваться этому факту или печалиться. – Папа сегодня ночует у противной Катерины. Но тебя-то родители точно потеряют. Мне позвонят, а я трубку не беру.
– Думаю, зарядки на один звонок другу хватит.
Я уселась на подоконник и уставилась на Ирку. Глаза к тому времени уже привыкли к темноте.
– Дане позвонишь?
– Кому ж еще? Я сейчас!
Ира вышла из комнаты. Вскоре до меня донесся ее глухой раздраженный голос. Даже в такой ситуации близнецы умудряются о чем-то поспорить. В нежилой пустой квартире я слышала каждый шорох. Сверху у соседей по-прежнему лилась оркестровая музыка. Будто кто-то решил на ночь глядя переслушать торжественные гимны всех стран. Откуда именно это доносилось, разобрать было сложно. Внезапно музыка смолкла. Ирка закончила разговор, и в квартире повисла гнетущая странная тишина.
