Тогда Никита внезапно погладил меня по голове. Я слышала, как часто застучало его сердце. Яровой проговорил мне в волосы:
– Не бойся, все будет хорошо.
Я подняла голову и посмотрела в его глаза. Такие серые, как небо перед грозой.
– Они тебя не найдут, – Никита широко улыбнулся.
Да, Яровой никогда не умел нормально успокаивать, но мне все равно почему-то становилось от его сарказма легче. Тогда мне захотелось снова прижаться к нему крепко-крепко… Как раньше.
Скорее всего, в эту минуту Никита думал о том же самом, потому как не торопился убрать руку с моих волос.
Не отлипая от Никиты, я снова взглянула в окно. В ту минуту показалось, что за ним – заброшенный дремучий лес, в котором полно зелени. И мы совершенно одни на тысячи километров. Сидим в деревянной избушке, в которой пахнет дровами и утренним туманом.
– Ты не видел Степана Ивановича? – спросила я.
– Почему ты о нем вспомнила? – удивился Никита.
Степан Иванович – наш пожилой сосед с первого этажа. Одинокий и неразговорчивый. Мы ничего не знали о нем, кроме того, что он здорово играет на аккордеоне. Раньше, когда к нему на лето приезжали внуки, Степан Иванович распахивал окна и играл мелодии из старых фильмов, которые появляются в моей голове, когда я счастлива.
– Обычно Степан Иванович начинал играть первого июня. Год за годом. Открывал окна на кухне и играл. Мы с Иркой даже на улицу выползали в первый день каникул пораньше и танцевали под его окнами. Неужели ты не помнишь? Вам, мальчикам, все равно, а нам эта музыка так нравилась… Дурачились, а он улыбался и играл для нас. Его музыка ассоциировалась у меня со светлым будущим. Впереди каникулы, целых три месяца лета и свободы. Но внуки его выросли и больше, кажется, так часто не приезжают. Да и я теперь стесняюсь танцевать во дворе… – Я немного помолчала. – Где же Степан Иванович? С ним все в порядке? Он жив вообще? Надо к нему зайти в гости. А если он не откроет окна и не будет играть?
Никита прижал меня к себе чуть крепче.
– Да все в порядке с твоим Степаном Ивановичем, – успокоил меня он. – Недавно его в магазине встретил.
– Надеюсь, что все хорошо.
Почему-то я так расстроилась. Не меньше, чем из-за мамы и Катерины. Будто внезапно осознала, что в этом году без музыки пожилого соседа вдруг не начнется лето. И свобода, и все светлое впереди…
– Я отмазала тебя от лагеря, – вспомнила я утренний разговор с директрисой.
– Спасибо, – кивнул Никита.
– Но Лидия Андреевна расстроилась.
Никита только снова кивнул.
– Я сказала, что ты не сможешь поехать по семейным обстоятельствам. Дома проблемы.
– Что ж, возможно, ты недалека от истины, – опять улыбнулся Никита. Но на сей раз улыбка у него получилась какой-то вымученной.
Хотелось, чтобы он рассказал мне все, что творится у него на душе. Не зря же он проводит время в этом заброшенном домике. Но Никита молчал и ничего не говорил.
– Счастье все равно придет, – зачем-то припомнила я фразу, брошенную Катериной.
Тут до нас донеслись голоса:
– Ве-ра!
– Вер!
– Тебя ищут, – произнес хриплым голосом Никита.
Я отпрянула от Ярового и быстро поднялась на ноги. Нужно выбираться. Почему-то мне не хотелось, чтобы ребятня рассекретила это место.
– Желаю хорошо отдохнуть в лагере, Верона, – сказал мне напоследок Никита.
– И тебе не скучать, – вздохнула я, выбираясь на первый этаж.
* * *
Как я и предполагала, в первый день лета Степан Иванович со своим аккордеоном так и не появился. Я специально распахнула окна своей комнаты, которые выходили во двор. Но не услышала ничего, кроме кошачьих воплей и детских криков. Позже даже ноутбук притащила на подоконник, чтобы не пропустить звуки аккордеона. Не верилось, что на улице Мира больше не будет играть музыка…
