- Бл***, да ну бл*! Даня, гребаный ты скот! Ну просил же, ну предупреждал же!
Голос, раздраженный и злой, раздается внезапно. Мужчина, примерно Лениного возраста, стоит на пороге и матерится, тоскливо разглядывая последствия урагана по имени Данил.
- Ну какого хера! Ну ведь все разложено было для проверки!
Данил, посмеиваясь и совершенно не смущаясь, застегивает ширинку, поправляет на Лене задравшуюся юбку, ссаживает ее со стола:
- Серег, ну ты же знаешь, все возмещу, не кипишуй, - весело говорит он, беря Лену за руку и проходя мимо разъяренного хозяина кабинета.
Тот только машет рукой и злобно захлопывает за ними дверь.
Лена вздрагивает, и словно приходит в себя, пытаясь вырвать руку у Данила.
Боже, как стыдно-то! Опять! Опять!
Она краснеет, бледнеет, поправляет на себе юбку в запоздалой и неактуальной уже попытке соблюсти приличия.
Данил смотрит на нее, смеется и качает головой. А затем, наклонившись, сладко и долго целует, не обращая внимание на жалкое протестующее копошение женщины в своих руках.
И тащит ее прочь из клуба.
Ночь в самом разгаре.
4. Летние каникулы. Август.
- Да, мама, конечно, - тихо говорит Лена, выглядывая в окно. - Да, я очень рада, спасибо вам.
На лавочке перед подъездом с самого утра обосновались соседки, до Лены доносятся их ворчливые голоса, обсуждающие все на свете, моментально переключаясь с одной темы на другую, и тут же забывая начало разговора. Начало деменции, это точно…
На построенной весной детской площадке полно малышей, визг и крики долетают и даже иногда перекрывают гомон старушек.
Мама весело щебечет о том, как им повезло, как все хорошо сложилось, так удачно.
Лена вяло соглашается.
Ее планы уехать на весь август в деревню к родителям ломаются, как карточный домик.
- Надеюсь, ты хоть отдыхаешь там? - голос мамы звучит бодро, настойчиво.
- Да, конечно…
- На пляж ходи, плавай…
- Да, конечно… На пляж, да…
Лена , испытывая внезапное желание положить трубку, только тихо поддакивает, не сумев отогнать от себя навязчивые воспоминания.
Пляж… Она очень хорошо съездила на пляж в последний раз, да.
Феерично. Ровно как и до этого отдохнула.
В клубе, ага.
Она неосознанно прижимает ладонь к опять загоревшейся щеке. Температура, не иначе.
- Сейчас как раз хорошая погода… - Словно сквозь вату доносится голос мамы из трубки, - но лучше всего вечером купаться, солнце не такое активное…
Вечером, да. А еще лучше ночью.
Ночью там никого нет, песок прохладный, уже успевший остыть после дневной жарищи, лежак под голой спиной жесткий, и брошенная небрежно мотоциклетная куртка очень кстати.
Его руки накатывают в такт волнам, не оставляют ни одного нетронутого местечка на коже. Его губы обжигают мучительно-сладко, клеймят, и это клеймо до сих пор ярко горит на коже. Его шепот сливается с шепотом реки, он еле различим, но Лена помнит каждое слово, и эта память заставляет щеки гореть лихорадочным болезненным румянцем. Его взгляд темен, он не дает закрыть глаза, заставляя смотреть на него все время, и Лене кажется, что она летит в пропасть.
Она ошибается.
Она уже на дне.
- А кто это был? Там, в клубе? - она лежит на Даниле, укрытая его курткой от свежего бодрящего ветерка с реки, наслаждаясь ощущением тяжелых рук, лениво скользящих по ее спине, перебирающих распущенные волосы.
- Это Серега, - голос Данила глуховат, Лена с удовольствием слушает, как вибрирует звук в горле, - владелец.
