И каждый следующий шаг тоже понятен и логичен.
Вспомнить веселые деньки.
Поржать.
Настроить на нужный лирический лад.
Надавить на жалость. Бедный, сука, несчастный. Жена, тварь, бросила, бабло забрала.
Рассказать о своей охеренной любви. Наверно, и в глаза при этом смотрел так, как надо. Жалостливо.
Поцеловать.
На волне жалости и бухлишка утащить в койку.
Вполне себе схема. Рабочая.
И, самое главное, что добрая и ни хрена не рубящая в этом Лена велась!
Данил весь листок сжевал, как козел, пока они целовались!
Хотел выскочить уже тогда, надавать придурку по наглой роже!
Останавливало только то, что не знал, как Лена среагирует.
А вдруг… Вдруг любит она его? А?
Осознание масштабов грядущего говнища поражало воображение.
Данил понял, что привык, очень привык, несмотря на закидоны и сложности, думать, что Лена – его.
Что она его ждет, что хочет его. Просто ей надо перебеситься. И ему надо. Он искренне не хотел прогибаться, не хотел умолять, бегать за ней…
Но в свою постель ее хотел. Осознавал это, мучился, считал тупой зависимостью. Которая портит ему жизнь.
Но отказываться не собирался.
А тут… Неужели она и в самом деле…
Тяжелая, сдавленная ярость медленно расползалась под кожей, постепенно затопляя сознание. Он знал за собой такую херню. Обычно перебарывал.
А тут…
Они наверху целовались. Лена не оттолкнула мужика, не надавала ему по роже. Позволяла себя целовать.
Интересно, ей нравилось, а?
Он спросит, обязательно. И скоро. Главное, чтоб не отправились трахаться прямо сейчас, потому что этого он точно не выдержит.
Что он пережил, пока они целовались, лучше не знать никому. И он тоже вспоминать не будет.
Но, в итоге, Лена оттолкнула мужика и спровадила его прочь.
А чего так? Не понравился поцелуй?
Или решила помариновать?
Чтоб наверняка.
Он же, как понял Данил, какой-то там светоч науки, крутой археолог, Индиана Джонс, мать его…
Все эти вопросы вертелись в голове, пока лез к ней на балкон.
Опять же, отмечая, что забраться – нехер делать. Любой придурок сможет.
Лена закрыла дверь за мужиком, на мгновение прислонилась к ней лбом. И крупно вздрогнула, когда он мягко спрыгнул на пол балкона.
Резко развернулась, и Данил даже через легкую занавеску смог увидеть, насколько огромными сделались ее глаза при виде того, как он идет к ней.
Огромные, испуганные, неверящие… И жадные.
И его до такой степени опять торкнуло этой смесью правильной девочки, хорошей женщины и дикой оторвы, что даже не придумал, что сказать. Тем более, что эти ощущения круто наложились на тщательно сдерживаемую злобу, агрессию, перемешанную с полу выветрившимся алкогольным дурманом и желанием.
Короче, адская смесь.
И Лена попала.
Он шагнул ближе, оглядывая ее, прижавшуюся к двери, жадно и неторопливо. А чего торопиться теперь?
Вся ночь впереди.
Он уж точно кайфанет.
- Данил, ты с ума сошел? Ты что…
- Ты знаешь, что.
- Данил… - она вздохнула, устало покачала головой, - ты так и не понял ничего. Ну не будем мы вместе. Зачем мучить и себя, и меня?
- Не будем. Но похер.
Он сделал еще шаг к ней.
Тонкая, но фигуристая, в майке и шортах, с завязанными в узел темными волосами, она смотрелась совсем девочкой.
И он в очередной раз дико разозлился на нее за то, что в голове такой дикий бардак, что не может разобраться в себе, что хочет его и не пускает, не дает им шанса никакого. Что он, как мудак последний, пляшет вокруг нее, пляшет, пляшет… И никак! Вот никак!
