Брегира накрыло пронзительным букетом запахов из её страха, смущения и всех тех «цесарских приличий и правил», в которых её растили с самого рождения. Даже в горле запершило от едкой приторности. Он обернулся и вскинул руки перед собой, будто успокаивая нервную лошадь:
– Я только сниму сапоги, можно? – спросил он миролюбиво, не сумев до конца спрятать звучащий в голосе смех.
Лёгкий ветерок тут же донёс до него новый оттенок цесаревниного гнева: она поняла, что он не воспринимает её всерьёз. Она же воспринимала чрезмерно серьёзно абсолютно всё.
Он потуже затянул ремешок на длинных волосах и прыгнул в озеро, полностью скрывшись в омуте. Старательно отводившей взгляд от полураздетого Брегира Сольгерд вдруг подумалось, что тот, кто обладает истинной силой, никогда ею не хвастает. Она сквозит в каждом его движении, пугая и восхищая одновременно, даже если он всего-то ныряет в воду. Вот как сейчас…
Сольгерд осторожно подобралась к краю озера, зачерпнула горсть студёной воды и умылась. Брегир вышел на берег неподалёку, отряхнулся и отжал волосы. Сольгерд украдкой бросила на него любопытный взгляд и едва слышно ахнула: всю грудь и плечи мужчины покрывали шрамы: от длинных грубых рубцов, похожих на удар чьих-то чудовищных когтей, до небольших круглых отметин, словно следов от арбалетных болтов.
Один из таких шрамов у левого плеча приковал взгляд цесаревны. Брегир заметил это, и нехорошее предчувствие шевельнулось где-то в глубине его души. Словно зачарованная, девушка подошла к нему на расстояние вытянутой руки, не отрывая взгляда от рубца, которого она уже не видела. Ей удалось наконец поймать то самое воспоминание, которое ускользало от неё, как сон на рассвете.
Перед её внутренним взором раскинулась поляна на опушке леса, цесарский пикник, нянюшки, лакеи, пледы и скатерти, корзины с фруктами и воздушный змей, привязанный тонкой лентой к ветке дуба. Отец, снявший туфли, счастливо щурившийся на солнце, надкушенный персик, тёплые грозди винограда, приманившие осу. И четверо высоких и крепких молодых мужчин, что не принимают участия в радостной суете: они стоят спиной, то и дело бросая настороженные взгляды по сторонам.
Вдруг одна из нянек пронзительно визжит, и Сольгерд (ей лет пять, не больше) видит спину королевского телохранителя слишком близко. Как он оказался на их ковре так молниеносно? Что он… отец хватает её за плечи и отшатывается назад за секунду до того, как телохранитель падает к их ногам. И Сольгерд видит его длинные чёрные волосы, разметавшиеся среди раздавленного винограда, болт, торчащий из левого плеча, и пятно цвета вишнёвого сока, расползающееся под древком. Она смотрит на это вечность, не меньше, откуда-то из другого мира кричит нянюшка, хватает её поперёк тела, пытается оттащить в безопасное место и одновременно заслонить её глаза ладонью: «Не смотри, дитятко, не смотри!». Но Сольгерд не может не смотреть, она вырывается из рук Келлехерд и перехватывает взгляд раненого воина, и тут её подхватывает другой телохранитель, сопротивляться которому бесполезно.
– Это был ты! – завороженно прошептала Сольгерд, поднимая глаза на Брегира и узнавая его взгляд – взгляд умирающего на пледах для пикника воина. – Ты спас отца от стрелы. Закрыл его собой. Ты был его телохранителем! – Её пальцы потянулись к старому шраму на левом плече, но Брегир избежал прикосновения, наклонившись за рубашкой.
