Лето одного города - страница 21

Я неспешно вышел на Малую Грузинскую, где купил курицу с макаронами. За что я был отдельно благодарен отцу, так это за то, что он научил меня готовить не только яичницу, но и более сложные блюда. Их было не так много, но они часто спасали от лишних трат на доставку. Пусть мама и сетовала на занятость мужа, но он всегда находил время на семью и учил меня, что она должна быть на первом месте. Вечерами, когда его жена корпела над тетрадями нерадивых школьников, он запекал курицу, делал гарниры и даже варил борщ. Все это он делал с легкостью и какими-то историями из жизни, которые я обожал.

С годами он не просто рассказывал что-то, но и давал мне поручения: «Почисть картошку, нарежь морковь». Так я стал включаться в процесс готовки, но любил его гораздо меньше, чем мой отец.

– Если бы я не был врачом, я был бы поваром, – гордо говорил он по воскресеньям и ставил на стол шарлотку.

Не сказать, что мама готовила меньше, скорее наоборот. Она самозабвенно занималась закрутками, заморозкой и приготовлением всех трех приемов пищи для ее любимых мужчин. Так как один из них любил ее не меньше, он часто помогал ей в этом, чем вызывал зависть ее подруг, в том числе и Татаренковой. Тетя Люда, как я называл ее в детстве, заходила к нам на неделе и часами болтала с мамой, жалуясь на мужа-лентяя и детей-оболтусов. Я ее визиты не любил, потому что она была обладательницей громкого и неприятного голоса.

Моя мама же, напротив, была мягкой и доброй, поэтому участливо слушала ее, хоть и знала, что подруга преувеличивает.

– Вон какой жених растет, – говорила тетя Люда, показывая на меня, когда я заглядывал на кухню. – Катя моя тоже растет, подружитесь, может.

На тот момент мне было уже где-то 14, на носу то и дело выскакивал очередной прыщ, а волосы никак не могли лежать нормально после стрижки в самой дешевой парикмахерской у дома. Я часто сутулился, а подобные фразы заставляли меня сгорбиться еще сильнее. Я бормотал под нос что-то нечленораздельное и стремился уйти поскорее от сватовства с ее дочерью, которая едва ли перестала играть в куклы. Позже она даже нравилась Диме, но у нас был период увлечения роком, поэтому ему не удалось произвести на нее впечатления своим стилем и интересами.

Разменивать квартиру Татаренковы планировали давно, потому что та самая Катя вышла замуж и они вместе с мужем и сыном жили с ее родителями.

В очередной раз порадовавшись тому, что я живу один, я огляделся по сторонам, убедился, что на горизонте нет Инны Георгиевны, и зашел домой.

Кривоколенный переулок

Ровно в семь вечера на стуле напротив меня появилась вездесущая холщовая сумка. В этот раз она была переполнена книгами, тетрадями и кистями. О последних я тут же и спросил:

– Ты еще и рисуешь?

Нина переложила свои пожитки на деревянный подоконник дома XVII века. Мы сидели в модном ресторанчике «Ладо», где я чудом забронировал стол у окна. Небо было пасмурным и тяжелым, как будто бы намечался дождь, но теплый воздух спешил обнадежить жителей столицы.

– Немного, – сказала она и села за стол. – Два года назад подруга подарила мне на день рождения уроки рисования. Когда я их закончила, то поняла, что хочу продолжать. С тех пор рисую и дарю, а потом снова рисую.

– А почему не продаешь? И когда у тебя день рождения? – спросил я и жестом попросил официантку принести нам меню. Девушка не заметила меня и ушла в другой конец зала.