Стеклодув встретил Лето с радушием,
Напевно обратился к ней, растягивая стих,
Предложил присмотреть любую вещицу,
И обещал всего за одну песню ее уступить.
Попытка спросить его о чудесном городе,
Одной придирчивой нотой перебита была.
Он не желал слышать ничего, кроме пения.
Лето хотела потеряться в красоте стекла.
Пение Стеклодува мелодией сна звучало,
Слова были неуловимы, оставляя смысл,
При попытке повторить рифмы ускользали,
Звучащие строки не удерживались в уме.
Лето осенило, что язык фей ей неведом,
Лишь по воле Королевы она понимала его.
Но Стеклодув видел в молчании гордыню,
Он требовал мысли лишь в песне выражать.
Робким душам достаточно подбадривания,
Чтобы их дар божественный раскрыть.
Чудотворцы отбрасывали то, что слепые
С распростертыми объятьями приняли бы.
Лето пробовала уложить слова в мелодию.
Стеклодув прервал ее, возмущенно пропев,
Что ее голос дребезжащему стеклу подобен,
Извергнутые ей слова – нескладны и дики.
Диктовать условия легко мастеру было,
Ведь признанной вершины он уже достиг.
Придирался к тем, что не так безупречны
В том, чем он сам занимался всю жизнь.
Образ Лето выдумать ему было нетрудно,
Который она не сумела бы оправдать.
Мелочность его ожиданий ее уязвила,
Она ответила ему строками песни хоровой:
«Блажен друг, хвалящийся песнею своею,
Ведь он будет покоем разума одарен.
В одном голос не похож на мудрость —
В том, что он способен разрушить жизнь».
