Откричавшись, Фредди сел писать тревожные письма. Королеве. Потом – канцлеру, принцессе Диане, Роберту Карлайлу и еще тридцати влиятельным лицам королевства. Дописав, он с чувством глубокого удовлетворения зализал конверты и улегся прикорнуть в корзинке. Вскочив через полчаса с твердым намерением идти на почту, он кинул взгляд на стол и громко, с чувством сказал:
– ВОТ…!!!
Больше он ничего не сказал. Да и не требовалось – на столе вместо готовых к отправке писем нагло лежал Ангус Янг, расклячив живот, и ел бутерброд с жирной колбасой. Рядом с ним примостился баран Фила и жевал траву, принесенную с собой. На шее у Янга был плакат «Инглиш воровайка», а на шее у барана – «Венский набор не выдержит двоих». Посреди стола аккуратно догорали все письма. На подоконнике сидел, свесив ноги, Брайан и со зверским выражением лица держал веревку, к которой были привязаны за хвосты все кошки. А Коллинз, последнее действующее лицо в этом фарсе, держал наизготовку таз с «Кенсингтоном», чтобы раз и навсегда оградить Фредди от глупостей и поползновений к выручательству кошек и прочим дерзостям.
– Мэй, – сказал Фредди стальным голосом. – Дай кошек.
– И не подумаю, – отозвался чрезвычайно довольный Брайан. – Еще одно слово – и я превращу их в пюре, – и он выразительно покачал вервием.
– Птички мои, – тоскливо спросил Фредди. – Что там с вами?
Ответом ему был нестройный вой по ту сторону окна.
– Душегубы, – сказал Фредди с легкой грустинкой. – Живодеры. Шпана сельская. Обезноздрить бы вас. Каленым железом.
– Отдай собственность, – громко сказал Мэй.
– Не могу, – еще более грустно сказал Фредди. – Я ее променял Васе Стрельникову на галапагосскую черепаху и карпа кои. Черепаха сбежала сразу, вон она, несется, я ее в окошко вижу, а карпа могу предъявить хоть щас.
– ВАСССЕ?!! – взревел Брайан, и его лицо сменило сто восемнадцать выражений – дело в том, что Стрельникова знали в Кенсингтоне не только как почетного донора, хаммерсмитского беса и ведущего масскульта, но и как заядлого бойца посуды, и если Стрельникову удавалось разбить особо ценную вазочку или стакан, он ходил гордый и считал, что день не прошел зря.
Вот почему Брайан с воем вылетел сейчас из дома Фредди и полетел по направлению к почтовому ящику Стрельникова. Вслед за ним выскочил и Коллинз – если Вася успеет разбить набор, а Фил не успеет раззвонить об этом на весь рынок, шинкарь мог считать, что потерял работу – лучшего звонаря, чем Коллинз, еще не знал никто. Фредди подумал и припустил за ними, по пути спустив Ангуса в канализацию при помощи метелки, рожка для обуви, водяного пистолета и пары пустых бутылок из-под «пепси». Баран, почесав в своем бараньем затылке, плюнул на траву и поскакал за остальными.
В почтовом же ящике на углу Ягуляра и Филхама, с парадным и черным ходами и занавесками на окнах, служащем походным домом Васе, было тем временем людно и весело.
– Габон, – нежно позвал Стрельников своего друга – маленькую платяную вошь с накладными усами из лески, которую он давным-давно поймал в канализации, и теперь холил и лелеял. – Гляди, как сейчас хряпнется этот чудный стакашек! ДЗЫНЬ! Здорово? А теперь погляди, как нежно звякнет вот этот сoyсник! БРЯМС! Огого! Ничего себе!
На этом проповедь Стрельникова прервалась – к нему вломились все предыдущие лица. Стрельников посинел от ужаса, сморщился весь и стал похож на старуху Шапокляк, а Габон быстро заполз в свою любимую щель – в дырку ботинка Стрельникова. Брайан, взвыв, как Элтон Джон, которому наступили на очки и съели шляпу, кинулся к остаткам стакашка и соусника, прижал их к утлой груди и принялся баюкать. Фил, запыхавшись и поддерживая руками живот, подбежал к Стрельникову и загородил от него окно, истерически взвизгивая:
