Летописцы летающей братвы. Книга третья - страница 32



А дело это касалось Курбатова. С некоторых пор качество и тематика отснятых им слайдов оставляли желать лучшего. Даже мне, профану в фотографии, было понятно, что снимки, предлагаемые профессионалом, с большой натяжкой тянули на любительские. Не без оснований я подозревал, что его подставы – часть коварного плана Светлицына, решившего укротить строптивого варяга не мытьём, так катаньем. Не знаю, чем его пригрел Светлицын, но мой подчинённый был предан ему безоглядно.

– Ты молодой, Редькин, тебе карьеру делать надо, – пытался я наставить фотокора на путь истинный. – Зачем марать доброе имя? Неужели ты думаешь, что мне неизвестно, под чью дуду ты пляшешь? Ты вот втихую саботируешь, а гонорар за снимки уходит твоим коллегам из других издательств. Или ты считаешь, что я неспособен самостоятельно обеспечить журнал иллюстрациями?

– Это нач-чальству д-думать надо. А мне – работать, – слабо возражал фотограф. – Вкалываю, как могу.

– Плохо вкалываешь, Дмитрий Григорьевич.

Похоже, не толькоРедькин, но и Анна Михайловна считала меня досадным недоразумением. Более того, она была уверена, что я ущемляю её обязанности и покушаюсь на талант.

Мы работали над номером, посвящённым комсомолу. Внутреннюю страницу обложки решили заполнить архивными и современными иллюстрациями. Подчеркнуть, так сказать, преемственность поколений. Анна сделала макет, но для комментариев места почти не оставила. Текст у меня уже был. Вложил в него, что называется, душу. Жалко стало чекрыжить.

– Аня, согласитесь, что этого мало. Оставьте окно на сорок слов.

– Хорошо, – кивнула женщина, но через четверть часа меня вызвал Миронов:

– Это что же такое получается? – гневно накинулся шеф. – Места вам мало?

– Да что можно сказать о комсомоле в четырнадцать строк? – вспылил и я.

– Если не можете, уходите из редакции! – жёстко ответил мой обожаемый начальник. А потом уже хлёстко и оскорбительно: – Вы за пятёрку гонорара хорошее дело готовы загубить!

Ох, как хотелось врезать ему между глаз со всей классовой ненавистью! Но я сдержался и молча проглотил нестерпимую обиду. Ничего, гад, отольются тебе когда – нибудь мои слёзки…

Издревле существует неписанное правило: если подчинённым задание не под силу, его выполняет начальник. И потому я, вооружившись «Лейкой» и блокнотом, стал выезжать в командировки, переложив решение технических вопросов на плечи Анны. Естественно, ей это не понравилось. Служащие в штыки встречают дополнительные обязанности, им не свойственные. Но мы нашли компромисс, и я при случае не задерживал её на работе. О хвалёном советском энтузиазме здесь и речи идти не могло. Нет, мои подчинённые патриотизмом не страдали.

Идея о внедрении содружества в нашей троице тоже потерпела фиаско. В самом начале своей карьеры на новой должности я как – то собрал всех на совещание:

– Я нуждаюсь в вашей помощи, – как можно проникновенней сказал я. – Вот что нам предстоит сделать…

И нарисовал картину своего видения улучшения качества в оформлении журнала.

У солдат такой демократический подход вызывал положительные эмоции, а вот у вольнонаёмных выжал на лицах вежливую улыбку, не более.

– Зачем вы рассказываете о своих обязанностях, – выдержав паузу, съехидничал уже тогдаРедькин. – У нас и своих хватает…

Дома меня ожидал сюрприз: на выходные приехал Ладкин отец Иван Константинович. Проведать своих детей и внуков. Уж чем другим, а гостями и родственниками нашу семью Бог не обидел. Приезжали из Запорожья и Челябинска, из Волгограда и Магнитогорска, с севера и с юга, а теперь вот пожаловали из Тулы. Честно скажу, мы с детьми любим неформальные визиты, привносящие в нашу повседневную жизнь приятные хлопоты и неподдельную радость. Детям привозили подарки, а для меня был повод пропустить румашечку-другую, что называется, легально оттянуться.