Летят журавли - страница 12

Володя кладет вещевой мешок.

Федор Иванович. Анна Михайловна только что ушла, так что потерпи еще малость. Ириша, дай-ка с заветной полочки. Мы пока покалякаем. Ты пьющий?

Володя. Конечно.

Федор Иванович(Ирине). Слыхала, как гордо сказано? (Володе.) Тебе сколько лет?

Ирина вышла.

Володя. Двадцать один.

Федор Иванович. А я, знаешь, водку только лет в двадцать пять попробовал. Некогда было. Мировая война, революция, гражданская… Словом, не везло.

Володя. Я все-таки на фронте был.

Федор Иванович. Понимаю. В отпуск или по чистой?

Володя. По чистой.

Федор Иванович. Чем заслужил?

Володя. Пуля в легком сидит. Это не больно. Только вы матери не говорите – сидит и пусть сидит, а ей скажем, что вытащили.

Федор Иванович. Что же ты не писал о приезде?

Володя. Нарочно. У меня сегодня день рождения.

Федор Иванович. Сюрприз?

Володя. Да. Вот только вид не праздничный.

Федор Иванович. Да, всучил тебе кладовщик не первый сорт.

Володя. Взял что попало, только бы побыстрей. И в дороге пропылился. В Азии-то уже жарко.

Ирина(входя). А почему ты решил, что я Вероника?

Володя. Мать писала – хорошенькая.

Федор Иванович. Ирина, твои шансы повышаются!

Ирина. Чудак! Это же она о Веронике писала.

Володя. О вас она тоже хорошо писала.

Федор Иванович(Ирине). А Вероника где?

Ирина. Гулять ушла.

Федор Иванович(подымая рюмку). Ну, молодой герой, в нашем доме ты – первая ласточка.

Чокаются.

Дай бог – не последняя!

Володя(чокаясь). Да, как говорится.

Ирина. Он не в этом смысле сказал, Володя.

Володя(серьезно). Я знаю.

Комната Антонины Николаевны Монастырской. Антонина Николаевна и Варя сервируют стол.

Антонина Николаевна….Вот, Вавочка, как может перевернуться вся жизнь.

Варя. Вы не огорчайтесь, Антонина Николаевна. Получается прямо необыкновенно, как до войны.

Антонина Николаевна. Ты бы видела мои комнаты в Ленинграде! Какая мебель! Шкаф – клен «птичий глаз»! И представь, я его забила огромными гвоздями, там посуда. Хрусталь сложила в ванну. Неужели разворуют? А какие люди собирались у меня в этот день! Шум, смех… К концу вечера мы обязательно брали машину, и айда по городу… Из конца в конец! На Васильевский, на Кировские острова, по Петроградской стороне – всюду! Катание на машинах в эту ночь было традицией. А теперь… Какой ужас эта война! Она меня будто вышибла из той жизни одним махом, одним ударом… И знаешь, Вава, какая самая страшная мысль? А вдруг уж ничего не будет по-старому? Ничего, никогда!

Варя. Будет, Антонина Николаевна, будет. Я еще к вам в Ленинград в гости приеду.

Антонина Николаевна. Хорошо бы… Я тебе так признательна – ты мне дала приют у себя.

Варя. Ну, не надо этого, не надо! К нам в город столько понаехало – всех пристроили. Понимаем, чай, горе-то. А вы – ленинградка, самая пострадавшая. Посмотрите-ка лучше, как я селедочку разделала: огурчики соленые, лучок, яичком сверху покрошила, как вы советовали.

Антонина Николаевна. Спасибо тебе.

Варя. А кофточку вашу креп-жоржетовую я не продавала, прямо на это мясо выменяла. Кость была, я ее вырезала – завтра суп сварим.

Антонина Николаевна. А юбку шерстяную почему обратно принесла? Не берут?

Варя. Дают мало, а юбка хорошая, чего ее по дешевке пускать!

Антонина Николаевна. Хочешь, возьми себе, если нравится.

Варя. Что вы, не надо! Этакую красоту!

Антонина Николаевна. Бери! Бери! Я же тебе должна.

Варя. Вот что я вам скажу, Антонина Николаевна: порастрясете вы свое имущество, а дальше что? Война-то, она тянется и тянется… Пойду-ка я обратно на мыловаренный завод. Деньги будут, рабочая карточка… Зря вы меня тогда с толку сбили…