Лев Спарты - страница 9

Эти слова произнес Фемистокл из Афин перед пререкающимися представителями эллинских государств в большом зале собраний Коринфа. В то время это был человек с манерами истинного аристократа, в речах которого сквозила честность и прямота. В юности он вел скандальную и беспутную жизнь, за что отец лишил его наследства. Сегодня оставленные годами разгильдяйства морщины слились с теми, что появились как результат страданий и приобретенных знаний.

– Как можем мы сомневаться в нашем долге? – вскричал он. – Царь Персии Ксеркс уже топчет нашу землю, и он останется на ней навсегда, если мы не объединимся. Мы потеряли Фессалию, но это не значит, что мы потеряли Грецию. Десять тысяч наших гоплитов были не в состоянии перекрыть все три прохода в Фессалию и были вынуждены отступить. Вот почему мы собрались здесь. Но мы не можем больше отступать. Мы должны встать плечом к плечу и принять бой. Если мы не разрешим сейчас наши разногласия, то с нами всеми будет покончено. В эту самую минуту греков уже клеймят как рабов. Пока я взываю к вам, орды варваров продвигаются дальше, готовые стереть в пыль то, что мы ставим выше жизни, – нашу гордость и нашу свободу. Мы же здесь в Коринфе проводим целые часы в бесплодных спорах. О чем тут спорить? Сражаться ли нам бок о бок свободными или сгинуть разобщенными рабами?

В группе делегатов, сидящих на скамье рядом с Фемистоклом, послышалось недовольное роптание. Он резко развернулся в их сторону.

– Или мы должны, как предлагают здесь некоторые, приползти на коленях к персидскому царю и умолять о крохах варварской милости?

Один из группы встал.

– Почему бы хотя бы не узнать, какие условия может предложить нам Ксеркс?

Сарказм в голосе Фемистокла ударил подобно бичу.

– И в самом деле – почему? Какие цепи выберете, господин, железные или бронзовые? Каким клеймом желаете пометить вашу жену и детей? Или вы предпочтете по славному персидскому обычаю закопать их живьем в землю? Говорите же, господин. Вне всякого сомнения – это последняя ваша возможность свободно высказать свое мнение.

Еще один делегат со злостью вскочил на ноги.

– Довольно, хватит болтовни. Давайте трезво оценим ситуацию. Обещает ли Фемистокл, что афиняне будут сражаться, защищая другие государства?

Ропот перешел в крик. Ожесточившиеся присутствующие вспомнили старые обиды.

Сидевший на некотором расстоянии от Фемистокла Леонид из Спарты молчал. Мы, спартанцы, не претендуем на умение красиво говорить: нам не по душе свойственная афинянам величавость и словоохотливость. Если нужно что-нибудь сделать, – мы принимаем решения и выполняем их. Но здесь… какое решение, думал утомленный бранью присутствующих Леонид, может родиться в этом противостоянии верности и вероломства? Перед его глазами постоянно возникала зловещая картина – разрастающаяся темная масса персов на марше. Скоро она заполнит этот зал, погасит свет свободы и покатится дальше, поглощая все на этой земле и на землях, что лежат за нею.

А эти люди все еще предавались болтовне.

Фемистокл вскричал:

– Афиняне? Будут ли афиняне драться? Все истинные греки будут драться в этой войне, пока будет хотя бы пядь земли, за которую можно драться. Они будут сражаться на суше и на море, в полях и у своих домов. Они никогда не покорятся. Любой грек, замысливший сдаться на милость врага, – изменник, который будет заклеймен позором до конца времен.