– Разве у вас не каникулы сейчас?
– Учимся до конца июня.
– Ясно. А родители в курсе твоих прогулов? – спросил Август, вызывая в самом себе отвращение. Ведь когда-то и он был злостным прогульщиком.
– Родители в командировке, в Броге. А сестре до меня дела нет. Могу делать все, что захочу.
Мальчик поправил очки и скрестил руки, выказывая тем самым не то упрямство, не то желание выглядеть таким же взрослым и независимым, как Август, который стоял перед ним в точно такой же позе. Август лишь усмехнулся. Ему нравился этот пацан, и нравилась его смелость – какой иной мальчик сможет проводить столько времени со взрослыми граффами, которые даже не разговаривают с ним?
– Имей ввиду, что за десять прогулов отчисляют, – поделился Август опытом, а Дзуфий только моложавыми плечами пожал.
Стоило Паулу объявить, что сбор лагеря окончен, Август пулей взлетел на мост, а оттуда – на Робеспьеровскую. Петляющие закоулки, черный фонарь, бронзовый грифон вместо ручки. И малиновый ковер, который сопровождал каждого гостя парадной дома 15/2. На втором этаже Август замолотил в пупырчатую дверь. Хозяйка квартиры номер пять открыла чуть погодя.
– Ты решил выломать мне дверь? – поинтересовалась Ирвелин Баулин вместо теплого приветствия. – Учти, Филипп потратил на новую дверь три сотни рей. Если ты вздумал выломать мою, будь готов оплачивать.
О, родная невозмутимая Ирвелин! И как он жил без нее раньше? Она стояла посреди тесной прихожей и радовала его огромными карими глазами.
– Твоя дверь выдерживает жестокие бои Миры, поэтому мои нежные постукивания сродни для нее ласке, – усмехнулся Август и вразвалочку, как он делал это в последние шесть месяцев, прошел в гостиную. – Что будет на ужин? Или опять голый чай?
– Фаршированные яйца будут.
Подойдя к дымящейся духовке, Ирвелин натянула рукавицы и распахнула дверцу. Гостиная наполнилась гарью и дымом, а в следующую секунду Август увидел нечто скользкое и пахучее, комком лежащее на подгорелом противене.
– Фу! – Август не постеснялся исказить лицо. – Уговорила, я согласен на чай. И знаешь, стоит задуматься над проведением светских четвергов у Миры на постоянку. Она хотя бы готовить умеет.
– Не хочешь – не ешь, – сказала Ирвелин отстраненно, будто и не обидевшись. – Я по маминому рецепту делала. Подгорели немного, правда…
Август уже хотел придраться к слову «немного», но передумал, сфокусировав взгляд на круглом дубовом столе.
– А где мы все усядемся? Твой стол опять завален всяким барахлом.
– За стол и сядем, – снимая рукавицы, ответила Ирвелин. —Книги можно сдвинуть на середину.
Массивный круглый стол занимал весь центр гостиной. Сегодня его толстые ножки держали целую орду из книг, сваленных вперемешку. Август упал в кресло с вытянутыми как лань подлокотниками и с сомнением оглядел стол.
– Как успехи с «зорким полем»?
– Дело движется, – ответила Ирвелин, пытаясь отскоблить липкие комки от противеня. Смотреть на это отвратное действо Август не смог и благоразумно отвернулся. – Как раз в июне в столицу должен вернуться внук Феоктиста Золлы, того самого автора «Истории Граффеории: правда и все, что за нее выдают». Я навещу его, поспрашиваю про его деда и книгу.
– Если он захочет с тобой говорить, – добавил Август.
Ирвелин промолчала. Несколько минут гостиную наполнял только скрежет металлической лопатки.
С недавних пор Ирвелин Баулин вознамерилась продолжить дело своего отца. Она решила доказать, что «зоркое поле», место, где в XVI веке Великий Ол выкопал Белый аурум, находилось вовсе не под Мартовским дворцом, как это было описано во всех доступных учебниках. «Зоркое поле» находилось под их алым домом, под Робеспьеровской 15/2. В попытке это доказать отец Ирвелин много лет назад украл Белый аурум из дворца, после чего был схвачен полицией и депортирован из королевства без права на возвращение. И сейчас Ирвелин взяла на себя его ношу, а Август так до конца и не понял, зачем.
