– Филипп. Она сказала мне, что ты – иллюз.
Крутиться иллюзионист перестал. Его ноги застряли между горшками, а лицо превратилось в камень. Синие глаза, до сих пор ясные, потемнели.
– Ничего не понимаю, – только и вымолвил он.
– Поверь мне, приятель, тогда я тоже ничего не понял.
Граффы замолчали. Вечер на Робеспьеровской выдался тихим, а потому их молчание никто не заглушал, что добавляло моменту неловкости.
– Не имею понятия, кто такие иллюзы, – отозвался первым Август. – Гостья сказала одно: у иллюзов есть определенное влияние на Короля. То есть… у тебя, Филипп, есть влияние на Короля. Согласно словам принцессы.
Филипп стоял к нему спиной и смотрел в комнату, где Мира крутила руками, убирая со стола посуду навыком штурвала, а Ирвелин сидела на полу и безмятежно наблюдала за плавным полетом своих чашек.
– Дело в том, – продолжил Август, поскольку Филипп вел себя как истукан с острова Пасхи, – что Моль уверена в твоей готовности помочь ей. После того, как ты узнаешь кое-что… У меня есть сведение об этом Постулате, которого обвиняют в убийстве граффа.
Август замешкался, сдвинул кроссовком несколько горшков и тихо произнес:
– Этот Постулат – иностранец, Филипп.
Принцесса правильно разыграла карту. Услышав последнее слово, Филипп стремительно развернулся к Августу, отчего чуть не столкнул левитанта вниз.
– Эй, осторожнее!..
– Иностранца обвиняют в убийстве и держат под стражей? Откуда он?
– Из какой он страны я не знаю, – кинул Август, сторонясь друга в целях безопасности.
Глаза Филиппа забегали по раскиданной под ними Робеспьеровской. Подступали сумерки, черные фонари зажглись и виделись им с балкона маленькими солнцами.
– Если она знала, что заключенный – иностранец, ей следовало немедля доложить об этом Королю.
– По неведомой мне причине, Король не должен знать о ее знакомстве с Постулатом. Поэтому она и обратилась к тебе. Слушай, вся эта история кажется…
– Мне стоит сейчас же уйти, – заявил Филипп.
– Эм… Ну… – Август растерялся. Он не выложил Филиппу и половины положенного: об Интрикие Петросе, об их случайной встрече с Постулатом на улице Пересмешников, как Постулат ушел от Петроса, пока тот был еще очень даже живой. Август намеривался пересказать всю историю, услышанную от принцессы, однако Филипп, кивнув сам себе, заспешил в гостиную.
– Погоди, Филипп! Дослушай хотя бы…
– Малейшая вероятность того, что Граффеория держит за решеткой иностранца, обязывает меня сейчас же уйти, – проговорил Филипп на удивление спокойно. – Договорим потом, Август. Ты молодец, что сообщил мне. Чего не могу сказать о дочери короля.
Филипп Кроунроул вернулся в комнату, обмолвился парой слов с сидящей на полу Ирвелин, махнул на прощание Мире и исчез в прихожей. Август же продолжал стоять на маленьком балконе. Его снова накрыло злостью, и теперь уже на иллюзиониста.
***
Август знал Филиппа четыре года. Никогда бы он не подумал, что ему понравиться иметь дело с чопорным иллюзионистом, на вешалках которого висят костюмы с отутюженной строчкой. Август помнил день, когда увидел Филиппа впервые: тот затаскивал чемоданы в парадную дома 15/2 вместе со своим кузеном Нильсом. Уже тогда Филипп понравился Августу куда больше хмурого кузена, однако иметь с Филиппом что-либо общее помимо винтовой лестницы в их парадной левитант желания не проявлял. Как это обычно бывает, граффов сплотил случай.
Однажды Август связался с неотесанными типами с Рынка Змей (хотя нельзя доподлинно утверждать, что такое случалось лишь однажды). Взятки, грабежи, продажа фальшивых рей… Рынок змей – царство беззакония и обмана. Август обо всем этом знал, но визитами на сей Рынок порой баловался.
