Коммунистов не судили. Предварительно, зачастую без всякой причины (это, правда, выяснялось впоследствии), столь дорогой пролетарскому сердцу кусочек красного дерматина отбирался, и самый справедливый в мире суд приговаривал к различным срокам заключения не коммуниста Петрова, а просто Петрова, не коммуниста Иванова, а просто Иванова. Товарищи по партии всегда разбирались в его вражеской сути раньше, чем следственные органы.
Для вступления в передовой отряд рабочего класса требовали рекомендаций от двух других членов ленинской гвардии, чтобы было с кого спросить в случае чего, и установили негласные квоты – по социальному и национальному признаку. На четырех рабочих – один представитель «гнилой» интеллигенции, евреев – как можно меньше, но без дискриминации, в каждой ячейке нужен «свой еврей». Вопрос о цыганах на повестке дня не стоял, а малые народы Севера – те просто гордо спивались под неусыпной заботой партийных организаций оленеводческих колхозов.
Искусство – живопись, музыка, кино и театр – должно было быть и было партийным. Телевидение и газеты – рупором партии. Страна неуклюже ворочалась под кумачовой коростой. Бездетный уродец-головастик, друг детей, создатель общества чистых тарелок стал общим дедушкой Лениным. Фискал Павлик Морозов – пионером-героем. Черное стало белым, белое – черным. Это было царство абсурда – мечта Кафки, но в этом царстве жили более четверти миллиарда живых людей, наделенных человеческими качествами, душой, да и просто совестью, наконец.
Они хотели жить, любить, рожать детей, как все существа, наделенные и не наделенные разумом, на этой планете.
Но еще некоторые из них хотели власти…
Из их рядов и приходили новые творцы абсурда, творили новые подлости и безумства, создавая условный, вывернутый наизнанку рай для себя в отдельно взятой стране.
Костя перешел на работу в райком партии инструктором по идеологической и общественной работе одновременно с уходом Дианы на преддипломную практику и дипломирование.
Его новая начальница, первый секретарь райкома КПСС, дама без возраста, с лицом идола с острова Пасхи, приняла Краснова благосклонно, пожелала успехов на новом поприще, и Костя оказался в тесном кабинетике на первом этаже кирпичной коробки.
Сразу после его ухода из университета, прямо во время фестиваля городских команд, разогнали КВН. Причем не только в его альма-матер, а во всех вузах города. Краснов посетил тризну, устроенную его бывшими подопечными, и с трудом удержался от желания напиться до полусмерти. Он хорошо знал о полученной на местах перед смертью Андропова инструкции по ужесточению идеологической работы и в душе был рад, что у ребят не будет возможности наговорить лишнего. Генсек умер, но инструкция еще действовала. Он много работал, и единственной его отдушиной, человеком, наедине с которым он становился самим собой, была Диана. Они еще не стали любовниками, Краснов сам не понимал, почему, но их общение, лицом к лицу, по телефону – не имело значения, как, – было наркотиком для них обоих.
Забылись неудачные первые встречи. Она, нет, они оба стали другими, приспособились друг к другу, отказавшись от амбиций и манерностей. Они сняли маски, и все оказалось гораздо проще и лучше, чем предполагалось.
Вначале он думал, что это просто влечение. Его просто тянуло к этой маленькой ломаке, тянуло впиться в нее, зажать ей рот поцелуем, почувствовать ее дрожь, взять ее грубо и властно, как победитель на улицах покоренного города берет вражескую жену – как законную добычу.
