По воскресеньям я читал художественную литературу (осилил-таки «Войну и мир»! ), изучал уставы и наставления по различным военным дисциплинам, готовил конспекты для занятий с личным составом и писал письма маме и Светлане. Оберегая маму от излишних переживаний, в письмах к ней я изображал армейскую службу так, как ее показывали в советских фильмах. В соответствии с принятым сценарием я был горячо любимым солдатами командиром и пользовался большим авторитетом у командования и у коллег-офицеров. Все вокруг были абсолютными трезвенниками и отличниками боевой и политической подготовки, а климат в Забайкалье был мягкий, средиземноморский.
В одном из своих писем мама сообщила мне о двух печальных событиях, произошедших почти одновременно. Сначала в Самодурово умер мой дед Николай Филиппович. Как обычно, он пришел домой вечером сильно выпившим, лег спать и уже не проснулся. Согласно диагнозу сельского фельдшера дед Николай «сгорел от самогонки». После похорон мама забрала бабу Таню к себе в Листвянку. А через неделю ей пришлось поехать на новые похороны, теперь в Копылово, где погибли сразу оба моих дядьки. Пьяный лихач на самосвале сбил их поздним вечером на тракте, когда они, обнявшись, возвращались домой после гулянки с другого конца деревни.
В письмах к Светлане я почти не касался службы и всей окружающей меня жизни, я уходил в воспоминания, я погружался в наше с ней прошлое, переживая его заново, но уже с удесятеренной силой восторга, потому что теперь я знал ему настоящую цену. От воспоминаний я переходил к планам и мечтам о нашей будущей жизни, еще более замечательной. Едва закончив письмо, я тут же, еще даже не отправив его, начинал с нетерпением ждать ответа. Ответ приходил не скоро. Бывало, не дождавшись, я посылал следующее письмо вдогонку. Письма Светланы были не только редкими, но весьма лаконичными. Впрочем, она всегда была сдержанной в проявлении чувств. Что поделаешь, сибирский характер…
***
На исходе февраля стало известно, что армейский корпус, в который входит наша дивизия, формирует сводный отряд для заготовки леса в Иркутской области. Приказом комбата в этот отряд была выделена понтонная рота в полном составе, а также треть нашей технической роты во главе со мной. Зачитав перед строем приказ, комбат добавил от себя, что отсутствие понтонеров не сильно скажется на боевой готовности нашей гвардейской части, так как, если Китай вдруг вздумает в это время на нас напасть, еще два-три месяца все реки на территории возможных боевых действий будут покрыты льдом. Про меня он ничего не сказал, но и так было понятно, что мое отсутствие тоже не сильно понизит боевые возможности саперного батальона.
Я был рад командировке. Да из этого Забайкалья – хоть на Луну! А тут – в родную Сибирь! Может быть, даже удастся повидать маму и Светлану…
Правда, радостное настроение от предстоящей поездки несколько омрачалось тем, что мне впервые в жизни предстояло руководить людьми. Два десятка солдат из нашей роты, которые поедут со мной, теперь будут подчиняться непосредственно мне: я буду нести ответственность за все, что произойдет с ними, за их здоровье, за их жизнь, а также за все, что они сделают или, боже упаси, натворят. Беспокойство мое еще более усилилось, когда Жеребцов объявил список отъезжающих. В него вошли почти все наши ротные «деды», то есть солдаты, срок службы которых заканчивался уже этой весной. Я бы, конечно, предпочел, чтобы со мной поехали молодые солдаты, и признаюсь, никак не ожидал, что командир роты за мой счет будет облегчать себе жизнь, спихивая мне наших старослужащих. В трактовке Жеребцова он делал мне великое одолжение, посылая со мной самых опытных и умелых бойцов. Так-то оно так, но, с другой стороны, именно среди «дедов» больше всего нарушителей воинской дисциплины. То они в самоволку сбегут, то ночью машину из парка угонят, то затеют пьянку в казарме… Молодому-то бойцу не до этого – ему в свободное от учебных занятий и обязательных нарядов время приходиться карлиться не только за себя, но и за «дедов»: драить полы в казарме, подметать территорию, чистить картофель и мыть посуду в столовой, а также выполнять другие работы, позорные для «дедов».
