– Альда, мы возвращаемся, – сообщил Бритц. – Прикажите сворам прекратить огонь.
– Что? Всем сворам?
– Да. Мне нужна тишина наверху.
Беглецы принимали иррациональные решения: бежать отовсюду, где шум, – туда, где тише. Три эзера дождались, когда поток карминцев минует их, и вернулись в воланеры. Они летели наверх, но не стреляли в людей. Поток сброда мог так же легко повернуть вспять. У самой поверхности в гущу солдат выплеснулись толпы разъярённых обитателей тюрем и психушек, баррикады и орудия сшибали хромые нищие. Женщины с кульками и детьми, захлебываясь ужасом, кидались наперерез своей артиллерии. Строевой порядок обернулся месивом, беспомощным хаосом. Всё это время враги безучастно наблюдали сверху, как город захватывает и губит сам себя.
Гранай пал. Дымные смерти покинули чрева своих гломерид. Кайнорт забрал символический ключ от города из рук каргомистра и протянул Хокс.
– Гранай Ваш, госпожа.
Шершень стояла на трапе, стараясь не выдать, что под серой накидкой морщится от боли. Спускаться, хромая и волоча за собой треснувший сапог, было ниже её достоинства.
– Мои трюмы забиты, – процедила она. – Эзеры не тащат рабов и трофеев свыше разумного. Можешь теперь набирать добычу для ассамблеи минори, Бритц. Они твои.
Карминцев разделили надвое: солдаты и остальные. Бритц прошёл между пленными. Несколько отчаянных выстрелили в рой-маршала в последний раз. Хромосфен сверкнул, но Кайнорт не замедлил шаг. Он бы искренне удивился, если бы никто не попытался. Уж кому, а ему давно было не привыкать к радушию пленных. Две стальные сколопендры размером с крупного пса семенили за ним. Их ноги лязгали изогнутыми лезвиями керамбитов. Смерть встала перед каргомистром, обстукивая комья грязи с подошв. Из пасти голого черепа в сером капюшоне зазвучал карминский:
– Я пришёл не за рабами, – акцент был явный, но фразы не искажены. – Месяца четыре тому назад пауки спрятали в Гранае прибор под названием Тритеофрен. Он мне нужен.
– Но его не… не существует!
– Посмотрите вокруг, каргомистр. Шчеры на одной чаше весов – ваши люди на другой… Отдайте мне прибор. Или того, кто знает больше. И мы уйдём.
– Чтобы вернуться опять!
– Если у нас будет Тритеофрен, мы уйдём навсегда.
Шёпот…
Каргомистр сверкнул подбитым глазом. Миг, и его взгляд перехватила сколопендра. Свистнула хозяину, подавая знак. Эзер повернулся к толпе. Пустые глазницы зондировали женщин, прятавших детей, чтобы те не кричали и не провоцировали живорезов. Подростков, задыхавшихся в пыли на морозе. Старух, с покорной скорбью на лицах перебирающих бусы и чётки.
– Отдайте мне Тритеофрен, – обратился эзер к толпе. – Мы и сами хотим уйти. Ваши тентакли застревают в зубах, мясо жёсткое, а кровь жидкая. Как еда вы отвратительны. Как рабы – упрямы и бестолковы. Нам нужны только шчеры. Если у эзеров будет целая планета пауков, мы забудем о Кармине.
Раздалась брань, посыпались проклятия, кого-то защемили. Карминские солдаты забесновались в сетях, когда от женщин отделилась горбатая старушка. Её трясло, как болонку, пока она ползла мимо стальных сколопендр. Став ближе, старушка бросила к ногам маршала кисет и плюнула сверху.
– Вот. Убирайся, таракан.
И снова у кого-то не усмотрели иольвер. Старуха упала, справедливо ли, нет ли убитая кем-то из своих. Адъютант подобрал кисет и подал маршалу. Внутри кожаного мешочка был осколок двухслойного зеркала. С одного округлого конца отлитый гладко, с двух других – шершавый и неровный. Бритц провёл костяшками хромосфеновых перчаток вдоль края зеркала. Острый обломок царапался.
