Мне, конечно, не дали усыновить эзера. Пенелопе с Крусом тоже. Не положено, сказали, ребёнок минори, особая ценность. Я успел только назвать его. Миаш. Помню, тебе нравилось это имя. Так и записали, а потом увезли в интернат.
Пока суд да дело, его кидали из рук в руки по приютам. И когда Верманд наконец перебрался на Урьюи, след уж затерялся. Такой здесь был поначалу хаос! Они думали, перевезут семьи с астероидов и станут жить на всём готовеньком. Как бы не так. Шчеры в первый год давали жару. После их бунтов здесь много детишек посиротело, и пауков, и насекомых.
Я взял обещание с Альды Хокс, что она разберётся, разыщет нужный адрес. Спроси с неё. И обязательно побывай у Миаша, Кай. Он тебя оживит».
Подписи и прощальных слов не было. Вместо них к письму была подколота длинная седая игла с ежиного хребта.
Кайнорт потрогал горячие щёки и перечитал:
«Он тебя оживит».
Со стороны конуры технического выхода раздался сдержанный всхлип. Кайнорт заглянул туда: у силового бортика на крыше сидел шчер. Немолодой, тёмные волосы поседели на висках и на шее. В расхристанном рабочем комбинезоне и ошейнике, на котором мигала батарейка. Шчер плакал, обхватив колени. Впрочем, после всего увиденного Бритц полагал, что на заводе Galettensklaven такая картина в порядке вещей.
Альда Хокс ответила так скоро, будто сидела и ждала его звонка.
– А, да, был у Ёрля с собой кулёк с Кармина, – она не включила видео, а судя по звуку, что-то уплетала за обе щеки. – То ли мальчик, то ли девочка, чёрт его знает. Меня замордовали на том трибунале, сместили с поста лидмейстера за потерю половины флота. Как думаешь, до кулька ли мне было?
– Но Вы хотя бы знаете, куда его определили?
– Я слышала, брат нанял тебе адвокатов. Ты собрался апеллировать?
И тут Кайнорт копчиком почувствовал, что надо ответить уверенным:
– Да.
– Норти, мать твою, – в голосе Хокс послышалось страдание всех шершней на свете. – Я только-только выбила должность посла на Бране. Если твоё дело направят на доследование… ты уничтожишь мою карьеру.
– А трибунал уничтожил мою.
– Послушай. Мне дали неделю. Семь дней, чтобы принести чью-то голову. Поставь себя на моё место! Виновность Инфера звучала как бред, как попытка свалить на того, кого и след простыл.
– Я знаю, где он может быть. Притащить его Вам за шкирку?
– Поздно, Норти. Так он и признался теперь. Или тебе поверят на слово? Ты же вечно пёкся о его репутации вместо своей! Сам виноват. И в каком свете ты меня выставишь? Я раскрыла по горячим следам. А ты как бы… как бы уже и наказание понёс, понимаешь? Готовый кейс для трибунала, готовый ответ избирателям. Большинству, которое недолюбливает аристократов. И что мне было делать? Эзер-сейм требовал шкуру виновного или мою.
– Я понял. Альда, всё нормально, я отзову адвокатов и подпишу всё, что захотите. Никаких проблем. Только если Вам известно, где ребёнок…
Комм пискнул и загрузил изображение. В воздухе перед Бритцем возникла Хокс в пеньюаре со шлейфом и полумаской электронного пластификатора на лице. Она опять исправляла свой прямой, как штангенциркуль, нос.
– Просто подумала, что в любом случае сейчас выгляжу лучше тебя, – и она не ошиблась. – Значит, так, Верманд прошерстил все приюты, пока не сдался. Все, кроме одного. Это закрытый, маленький какой-то частный пансион, его держит дамочка из минори. Я там не была, но мой информатор клянётся: личинка осела у них. Можно считать, мы договорились?
