Впрочем, когда они бывают лишними?
Дождь,
кипящее варево в каменной печи Города,
фонтан на площади, ядовитая накипь ярких зонтов.
В глиняном котле площади варят, варят ведьмы сонное зелье,
помешивая его стальными мечами ветра.
Как холодно!
Дождь.
Ты у камина читаешь книгу, ты сидишь в кресле, ты поднимаешь голову и смотришь в окно, и в твоих глазах солнце.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В оконном провале церкви я увидел девушку красоты необыкновенной, она улыбалась мне и, казалось, звала меня взглядом. Я поспешил внутрь здания, но, войдя, обнаружил, что церковь разрушена, и от убранства её ничего не осталось, и нет ни единой лестницы, по которой можно было бы подняться к тому, что некогда было окнами. И тогда я понял, что мне явился сам ангел, и чувство благоговения охватило меня, и из глаз моих полились слёзы.
Гимн Афродите
В приюте оперы многоязыкий шёпот пересохших губ,
здесь бредят музыкою те, кто с корабля
услышал пенье морскою пеной оперённых дев.
Она обходит их и поит с рук, спустившись с неба
в украшенном алмазами халате, в лазурной чаше
не топливо мотора Джона Лилли, а кровь – вот таинство её,
а ветер
читает тексты гималайских барабанов,
перебирая чётки
цветов, и падает звезда, тогда серпом луны
он их срезает, на лепестках роса. Цвета двух королев,
на лепке капителей бронза и золото падений и восходов,
и россыпи рубинов и опалов.
Там, где следы богини душистой поросли травой, трава нам ложем станет.
Вокруг же, посмотри, янтарь вскипает, и валятся деревья, и
дриады в испуге разбегаются от них, как кролики Гонгоры из недр холма, и
птицеловы торопливо спасают паутину клеток.
На эту буффонаду глядя, хохочут небеса, так гулко.
Младенцы новорожденные боги
улыбкой
отвечают им во сне.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
LieBackAndEnjoyIt
Сюда не заходят на минутку, не заглядывают, проходя мимо, здесь не смотрят, ёрзая, на часы, сюда приходят на всю жизнь, и делают её мгновением, чтобы успеть прожить её без остатка, и, умерев, рождаются заново, и мгновение длится бесконечно как поцелуй счастья, сюда приносят свою тоску и свою любовь, а всё остальное оставляют за дверью на автомобильной стоянке.
Расслабься, дай отдых глазам, здесь ты дома, здесь твоя жизнь, здесь ты умрёшь. Здесь ты воскреснешь из мёртвых.
В твоей голове взорвалась новая вселенная, в твоём сердце вспыхнуло новое солнце, в твоих глазах развернулось небо, от тела твоего родилась новая земля, ты не заметила этого?
Твоя голова покоится на коленях мамы – космической ноченьки; дай отдых глазам. Здесь и теперь ты дома.
Не бойся.
Никто не тронет тебя здесь, никто не найдёт тебя.
Те, кто устремились в погоню за тобой, выбиваются из сил, облетая кругами свои хижины и казармы, они кричат и громко, и воинственно, но им никогда не увидеть земель, где не бывает зимы.
Ты дома, не бойся – никто не тронет тебя здесь, никто не потревожит тебя во Дворце Солнца.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
TheDayIDie
Мысль о смерти не вызывала у меня особых эмоций, я встречал её как старую знакомую, шутил, мы неплохо проводили время. Я знал, что умру, быть может, завтра. Мы накроем на стол, посидим, поболтаем, послушаем музыку, выпьем шампанского, а потом я пойду в ванную и вскрою себе вены.
