Лица - страница 5

1.      Первая парта, средний ряд – одно из мест там занимала, что, наверное, не удивительно, отличница-зубрила (ведь есть отличницы, которые действительно умницы, и я восхищаюсь такими девочками) с ужасным характером по отношению к одноклассникам, а не к учителям, разумеется. Такая, я думаю, есть в каждом классе.

2.      Первая парта, ряд у окна – одно из мест там занимал Тимоня, так мы его звали. Он был тихим, не в меру упитанным, с интересной причёской под названием «я проснулся и пошёл в школу», не отличник, хотя постоянно что-то писал, и он был единственный мальчик в нашем классе, который сидел один. Остальные два мальчика сидели, как Вы понимаете, не одни и не вместе, а с девочками.

3.      Последняя парта, ряд у стены – одно из мест там занимала девочка, которую я уже и не помню как звать, впрочем, как и некоторых других моих так называемых одноклассниц.

В общем, выбор был не велик и предсказуем. Первая парта, соседка девочка – неплохой вариант. И пускай у неё скверный характер. Если её не трогать, она не доставит особых хлопот. Но к всеобщему удивлению, и особенно к моему, Анна подошла к моей парте и села рядом со мной. Моя соседка в это время болела и, да простит она меня, я был этому очень рад.

– Привет, я Аня, – с лукавым взглядом и легкой улыбкой прошептала она мне.

– Вова, – почему-то, тоже шёпотом ответил я.

– Я помню, – уже не глядя на меня сказала Аня, сделав контрольный выстрел, или, если выразиться более гуманно, по-философски – шах и мат.

– Разве ты сидишь один? – стальным голосом спросил меня директор, стальным взглядом усиливая эффект голоса.

– Моя соседка заболела, а свято место пусто не бывает, как Вы видите, – ответил я, как всегда в разговоре с ним применяя издевательский тон.

– Зато тебя уже давно ждёт другое место, – напомнил о моём переводе в другой класс директор.

– И тебя, – еле слышно, сквозь зубы пробурчал я.

– Ты что-то сказал? – классический вопрос в сотый раз услышал я из уст директора.

– Я сказал, что моя соседка заболела. Вы разве не слышали? – отыграв удивление продолжал издеваться я, получив в ответ лишь порцию стального взгляда, уже без голоса. Потом директор как ни в чём не бывало сделал пару объявлений в виде напоминаний, в это время как раз пришла учительница, и, закончив своей коронной протокольной фразой «Хорошего учебного дня», он вышел из класса.

– Мы знакомы? – не стараясь быть оригинальным спросил я у Ани.

– Да, – коротко ответила она, продолжая смотреть в сторону доски.

– А подробнее? – не скрывая, что заинтригован, продолжал я.

– Минуту назад ты сказал, что тебя зовут Вова, Вы разве не слышали? – процитировала мне Аня последнюю фразу из моего издевательского ответа директору.

– Я оценил твою шутку, – деловито ответил я, стараясь казаться серьёзным и особо не раскисать перед ней, что было нелегко. Смотреть на неё и не раскисать было совсем нелегко!

– Проводи меня домой после уроков, – наконец-то повернув голову в мою сторону, ответила Аня, продолжая смотреть мне в глаза спокойным взглядом, будто ожидая ответа.

– Да, – с опозданием в вечность ответил я, и только после этого она снова отвернулась в сторону доски, а на её губах появилась легкая улыбка, знак того, что она довольна проделанной работой, и ещё один, уже, наверное, миллиардный мальчик, очарован ей. Шах и мат.

Весь урок я просидел уставившись в доску, я старался больше не смотреть на неё, да и дурной пример заразителен, к тому же. И моё положение было незавидным. Её присутствие за моей партой полностью ограничило мою свободу в наблюдении за классом и общении с ним во время урока. Я никогда не сидел за партой ровно, всегда в полуразвёрнутом состоянии – лицом к классу, спиной к окну, иногда прячась от глаз учителя за широкой спиной Тимони, который сидел передо мной. Теперь же я сидел ровно и мог смотреть либо на доску, либо в окно, как влюблённый романтик, и не известно, какое положение моей головы было более идиотским. Зато, любой из вариантов выражал моё безразличие к её персоне. Но и на этот случай у неё было припасено оружие для усиления биений мальчишеских сердец. Запах её парфюма – он опьянял и заставлял думать только о ней. Я мог не смотреть на неё, это уже было не важно. Она знала, что мои мысли полностью в её власти – был уверен я. Теперь я понимал силу девушек-суперагентов, которые живут в фильмах о шпионах. В реальной жизни ими становились такие, как Аня. Именно тогда первый раз я задумался о том, кто же из нас сильный пол, а кто слабый. Хотя, что тут думать? Как говорится, практика показывает. Но больше всего мне было жаль Тимоню. Мало того, что он теперь сидел немного в пол-оборота, как я раньше, но не так сильно, всё-таки, габариты не позволяли, он, глядя в сторону учителя, иногда, очень незаметно, а это было очень заметно, поглядывал на Аню, что было и смешно и грустно одновременно. Вместе же мы были героями интересного и смешного представления, которое наблюдал весь класс и уж не знаю, смеялись они, или грустили, скорее всего, первое. Но близился антракт, что в школе называют переменой, и я с ужасом ждал звонка. Я не знал, что делать после него. А ведь раньше я всегда знал, что делать, я был король перемен. И вот он зазвенел. Учительница что-то сказала, все начали собирать учебники и тетрадки, разговаривать, хихикать, и кто-то уже даже вышел из класса, а я сидел и делал вид, что о чём-то задумался – глупейший выход из ситуации.