На дело собрались после уроков. Пашка разузнал, что мужик живёт один и днём уходит на работу, а волкодав свободно хозяйничает во дворе. Сонный зверь, похожий на медведя, лежал на веранде так, что с крыльца свешивалась гигантская голова и время от времени лениво приоткрывала как будто заплаканные глаза. Катя просунула руку с плеером между коваными прутьями калитки и со щелчком запустила запись. Волкодав вскочил на лапы и утробно зарычал, обнажив клыки. Катя вздрогнула, но руку не убрала. Бурая гора шерсти оглушительно залаяла. Мокрые чёрные ноздри раздувались и блестели.
Пашка засунул четыре грязных пальца в рот и свистнул.
Пёс рычал, и Кате начинало казаться, что это вибрирует железный забор. Волкодав припал на передние лапы и вдруг бросился к калитке. За секунды он вдвое увеличился в размерах. Катя разглядела, что с клыков чудовища стекает слюна. Лай его оглушал, точно били молотом по железной бочке. Инстинктивно Катя попыталась выдернуть руку из прутьев калитки, диктофон застрял. Она беспомощно вертела кистью, не желая ни за что отпустить свой звуковой трофей. Пашка дёрнул её за капюшон, и она сумела вытащить руку с диктофоном ровно в тот момент, когда волкодав всей тушей навалился на лязгнувшую ковку.
Катя близко ощутила запах грубой шерсти и наполненной мясом звериной утробы.
– Бежим! – крикнул Пашка.
Катя плохо представляла, что это за фестиваль, которым грезил Канарейка. Но судя по тому, что репетиции начинались в обед и заканчивались поздним вечером, для него это было очень важно.
Ранним утром первого дня фестиваля труппа и основные болельщики отправились на автобусе в Москву. Катя заняла место у окна с печкой под сиденьем и, в отличие от остальных ребят, не стучала зубами от холода. К ней подсела Полина.
– Ты успела позавтракать? Хочешь бутерброд с колбасой? – спросила любимица Канарейки и, не дожидаясь ответа, полезла в рюкзак.
Тут же нахмурилась. Пошире распахнула синтетическое нутро и показала содержимое Кате. Внутри было что-то старое, перепачканное в грязи.
– Ботинок? – удивилась Катя.
– Господи, как я ненавижу этого урода мелкого!
Катя впервые видела Полину такой. Нахмуренный лоб, воинственная челюсть, глаза как у злой собаки. Подумала, что, может, за способность так преображаться её и ценит Канарейка. Одним словом, актриса.
– Кто это сделал?
– Да братец мой придурошный, кто же ещё? – Полина скрипнула застёжкой и убрала рюкзак на верхнюю полку. – Позавтракала, блин, называется. Чтоб он сдох!
– Зря ты так, Полин.
– В смысле? – прима передёрнула плечами.
– Ну, про брата своего. Зря смерти ему желаешь.
– Тебе хорошо рассуждать! – сквозь зубы сказала Полина. – Ты-то единственная у бабушки.
– Но у меня был брат. Тоже младший, – тихо сказала Катя.
– И куда он делся?
– Умер.
– Да ладно, – слишком театрально удивилась Полина и тут же посерьёзнела. – Как?
– На него телевизор упал.
– А так разве бывает?
– Сама видела.
– Видела и не помогла?
– Ну, помогла, но уже поздно было.
– Значит, не помогла. Ой, прости, – спохватилась Полина. – Как это вообще, телевизор упал на ребёнка? А сколько ему было?
– Два годика, – Катя пожалела, что завела этот разговор.
– Ты за ним присматривала?
Катя не хотела отвечать. Сделала вид, что ей нужно что-то спросить у Орлова, и под спор ребят, кто сядет на её тёплое место, перебралась в конец автобуса. Орлов смотрел в одну точку, и по его расслабленному лицу Катя поняла, что он спит с открытыми глазами.
