Особенно тяжело было в первое время, когда я только переехала в Лондон.
Я тогда работала на двух работах: курьером в одной строительной компании утром и посудомойкой в ресторане вечером. Денег всё равно едва хватало, поэтому приходилось питаться остатками с кухни, а иногда даже заглядывать в фуд банк – место, где люди без денег могли взять себе некоторые продукты, чтобы не умереть с голоду. Я сняла крошечную студию в одном из старых домов Ист-Энда. Соседка слева работала ночной бабочкой и принимала клиентов прямо у себя в квартире, сосед справа, кажется, обворовывал машины, и иногда к нему вламывались полицейские.
Длинными зимними ночами, дрожа от холода под толстым одеялом (у меня просто не было денег на обогрев квартиры), я плакала, кляня себя за неуживчивый характер. А потом засыпала, просыпалась – и начала по-новой бороться за место под Солнцем.
Я по-прежнему редко общалась с родителями, которые не понимали моего состояния, не понимали, почему я бросила университет – и винили меня в том, что я сама разрушила свою жизнь. Правда, отец пару раз предлагал мне финансовую помощь – если я, наконец-то, начну слушаться маму.
Однажды мы даже встретились с ним в Лондоне. Он приехал по делам лаборатории и позвонил мне с предложением встретиться. Я тогда наивно подумала, что это первый сигнал к примирению… Отец чаще всего выступал медиатором в наших спорах.
Он повёл меня в роскошный ресторан и, заказав пустой кофе, принялся долго меня отчитывать: я оказалась неблагодарной дочерью, отвратительной девушкой для Джоша и вообще – поступила по-свински по отношению к матери.
— Ты специально поехала в Россию, зная, что это разозлит твою мать.
— Я поехала в Россию, потому что у меня не было больше места, куда поехать.
— У тебя была прекрасная жизнь в Оксфорде вместе с Джошем, — скривился папа. – А вместо этого ты выбрала деградацию. Посмотри на свои рваные перчатки и потрескавшиеся руки? Посмотри на свои волосы – ты их мыла в прошлом месяце?
— Всего два дня назад, — тихо ответила я. – В доме, где я живу, перебои с водой.
— Мне стыдно, что ты моя дочь, — бросил отец и поднялся из-за стола.
Не заплатив по счету.
Два пустых кофе, в то числе моё, к которому я так и не притронулась, обошлись мне в два дня голодания.
Впрочем, за ночью всегда наступает рассвет, не так ли?
И мой рассвет наступил вместе с помощью из…
… правильно, России.
Оказалось, что Николаю так понравились мои фотографии, что некоторые из них он напечатал в большом формате и развесил их в своём офисе.
А потом, как рассказала Ольга, у Николая в офисе было какое-то совещание с представителями влиятельного европейского издательства… и одному из крупных боссов понравились мои работы.
Так я получила свой первый контракт. И какой контракт! Мне предложили снять целую серию снимков из разных европейских столиц. Работодатели особенно просили избегать шаблонных съёмок и всего, что могло бы напоминать о рекламных буклетах.
Когда, чтобы не попасть впросак, я стала уточнять задание, Аарон (мой работодатель) просто попросил сделать то же самое, что я сделала в Петербурге: запечатлеть города в гармонии с людьми и природой.
Это было интересно.
А ещё я, наконец-то, уволилась с обеих работ — и стала заниматься тем делом, которое мне было по душе.
Тогда же я впервые попала в Париж.
И влюбилась в Монмартр. В его бесконечные лестницы с запыхавшимися туристами и бойкими продавцами, с бесконечными ресторанчиками, с Собором Святого Сердца, который, помнится, так не нравился Эркюлю Пуаро; с какой-то особой парижской атмосферой.
