— Да, — мама, поморщившись, кивнула. – Мы боялись, что эта болезнь может проявиться в тебе. Если не в детстве, то в подростковом возрасте, если не в подростковом возрасте, то…
— …когда у меня появится парень.
— …половой партнёр, — кивнула мама, а затем, запнувшись, вдруг добавила. – Нам повезло, что ты стала встречаться с лаборантом твоего отца. Джош всегда был серьёзным парнем, и мы знали, что он не выкинет никаких глупостей.
— Вроде внезапной беременности.
— Именно, — кивнула мама. – Алексис, не думай, что мы какие-то звери. Наоборот, мы хотим уберечь тебя от всего звериного и неприятного.
— Мам, но ведь случайности происходят… Что, если бы у нас с Джошем случилась такая же осечка, как у вас с отцом? — неприятно было осознавать себя осечкой в контрацепции, но я должна была выяснить всю правду. – Тогда бы вы мне сказали? Или продолжили бы скрывать?
— Если что-то подобное бы случилось, то твой отец готов был самолично сделать тебе аборт. Никто ничего бы не узнал, — мягко улыбнувшись, заметила мама. Она зачем-то потрогала кулон, который они с отцом подарили мне на восемнадцатилетие, и довольно улыбнулась. – Алексис, мы твои родители, мы всегда хотели и хотим тебе только добра.
Я представила себе аборт в качестве подарка на день рождение. И меня тогда затошнило.
А ещё я вспомнила, что примерно такой же разговор у нас с мамой был три года назад, на моё восемнадцатилетие. Отец тогда тоже ушел куда-то в кабинет – сделать неотложный звонок в воскресенье вечером, а мама рассказывала мне, что молодой девушке моего возраста надо не теряя времени строить свою жизнь.
Мне не давала покоя одна мелочь.
Выходит, три года назад, когда я встречалась с Джошем, они всё контролировали? Вроде аборта, на случай незапланированной беременности, который мой отец готов был сделать мне в любой момент. Но как же Джош? Мама говорила про отца так уверенно, что казалось, будто если бы я забеременела, аборт был уже решённым делом.
Однако… неужели бы родители не спросили мнение будущего отца ребенка? Я не могла в это поверить. Скорее, я бы поверила в то, что отец с матерью рассказали Джошу о нашей генетической проблеме ещё тогда, когда мы только стали встречаться. Вот почему он был так помешан на предохранении… и никогда, ни при каких обстоятельствах не забывал о защите.
А ещё… не знаю, возможно, у меня и были какие-то странные гены от родителей, но родительские гены ученых тоже присутствовали: я хоть и не стала врачом или биологом, но анализировать данные я любила, а потому мамины откровения в мой день рождения меня больше насторожили, чем напугали. Возможно, начни мама откровенничать со мной в другой день… или в другой обстановке, я бы ничего не заподозрила, но мама не была большим любителем винных посиделок, и её внезапные «советы» заставили меня напрячься. Я хорошо выучила этот урок в свои восемнадцать.
В двадцать же один год я казалась себе сильной, свободной женщиной, готовой в одиночку покорить этот мир. Услышав от матери признание о генетическом заболевании (точнее, предрасположенности к генетическому заболеванию), я решила в тот же вечер съездить к Джошу и узнать у него, когда он об этом узнал.
Что это было с его стороны: жалость к несчастному ребенку, которому сильно не повезло в жизни или он на самом деле что-то ко мне испытывал — но этого чувства просто не хватило на нас обоих.
