Мне нужно было знать правду.
Разумеется, я не стала ничего говорить родителям. Поблагодарив их за прекрасный вечер, я вызвала такси до железнодорожной станции, но, как только машина отъехала от родительского дома, я попросила таксиста сменить направление. Я была немножко навеселе: храбрая и полная энтузиазма как все подвыпившие люди.
Когда мы разъехались, Джош вернулся жить обратно к своим друзьям. Я знала адрес этого дома, поскольку самолично отсылала ему туда брошь, которую он подарил мне в честь начала моей учебы в университете. Джош рассказывал, что это место – сущая помойка. Кроме того, когда я обижалась, что он не берет меня с собой туда в гости, он всегда испуганно мотал головой, объясняя, что там полно похотливых холостяков и грязи. Мол, после этого я выгоню его из дома. Однако когда такси довезло меня до нужного адреса, снаружи дом совершенно не напоминал последнее прибежище холостяков.
Внешний вид часто обманчив, подумала я и, отпустив такси, подошла к ярко освещённому окну гостиной. Заглянув в окно, я ожидала увидеть что-то жутко неуютное, почти не жилое. Но гостиная за окном оказалась хорошо обставленной уютной комнатой.
«Возможно, все парни съехали», — подумала я, решив, что за три года утекло много воды и сюда могли въехать совершенно другие люди.
«Глупо было отпускать такси», — разозлилась я на саму себя.
… И в этот самый момент я увидела Джоша, входящего в комнату вместе с миловидной молодой женщиной и двух детьми: женщина качала на руках совсем кроху, а девочка постарше играла с шумным лабрадором. Я мало что понимала в детях, но этой девчушке никак не могло быть меньше четырех или даже пяти лет… И она выглядела уменьшенной копией Джоша.
А ещё лабрадор, который, судя по всему, не причинял моему бывшему парню никакого дискомфорта. У Джоша ведь была жуткая аллергия на собак! Меня как будто откатило холодной водой: тогда отчего же мне приходилось каждый день убираться в нашей квартире, если это было необязательно?
Я отпряла от окна, чувствуя, как подо мной проваливается земля… Пусть я и не стала ученым, как мои родители, но и дурой я тоже не была. Увиденного мне хватило, чтобы понять главное: мои отношения с Джошем были с самого начала одной большой ложью. Скорее всего, даже не просто ложью, а заданием родителей — если отец был готов сделать мне аборт по первому требованию, то подложить меня под парня вообще не должно было создать моим родителям никаких моральных дилемм.
А Джош? Что он должен был чувствовать, когда ему приходилось спать со мной, жить со мной – имитировать совместную жизнь… Я некстати вспомнила все его мелкие придирки к еде, которую я готовила, к моей вертлявости в кровати, к остальным бытовым мелочам. Наверное, только таким образом он мог выплеснуть на меня свою злость — когда придирался к тому, что я опять недодержала в духовке его утреннюю кашу, или в очередной раз недостаточно аккуратно погладила его рубашки… Сколько рубашек мне пришлось перестирать и перегладить из-за его недовольства.
Я посмотрела на его милую жену, которую он крепко обнял, нежно целуя в шею, на его милых детишек, и у меня в голове всё помутилось.
Тогда я в первый раз в своей жизни упала в обморок, осознав, что отношения с моим единственным мужчиной были полностью срежиссированы родителями. Они, наверное, желали мне только добра — но я боялась того, что они называли добром.
