Алексей, устроившись прямо за пассажирским сиденьем, что-то рисовал, разложив по приставному столику альбом и фломастеры. Периодически смотрел на мать и наивно интересовался: «Правда, хорошо, мам!»
Кирсанов улыбнулся, поймав себя на мысли, что в последнее время в его душе поселился потаенный страх. Не за себя, глупости какие! За Санечку и ребенка. Постоянно казалось, что счастье – как эфемерная субстанция. Раз – и исчезло! Но каждое утро он просыпался, сжимая в объятиях Санечку. Целовал ее, млея от счастья, потом шел к сыну. Малыш спал в своей мудреной кровати со штурвалом и парусами. И тогда Кирсанов понимал, что семья – вот она рядом. Главное, самому не облажаться и не потерять! Он еще раз глянул в зеркало заднего вида, поймал Санькин взгляд, подмигнул по-мальчишески, а она, подавшись вперед, погладила его по бритой башке. И от этого легкого и детского прикосновения захотелось запеть. Только генералам не положено! Влюбился бы лейтенантом, горланил бы под Санечкиными окнами по ночам серенады.
– Уже скоро, – улыбнулся он жене и сыну и, скосив взгляд на сестру, дремавшую рядом, велел:
– Лара, звони Валентине, пусть ворота заранее отопрет, – и поймав встревоженный взгляд жены, пояснил: – В нашем доме в Никифоровке живет младшая сестра матери. Ее дом сгорел, так она к нам переехала.
– Все равно никому не нужный стоит, – поддакнула Лара и быстро тыкнула пальцем в смартфон. – Теть Валь, – протянула в трубку. – Сережа велит ворота открыть… Да, – кивнула она. – Где-то через полчаса приедем.
Лариса повздыхала немного, покивала невидимой собеседнице и, попрощавшись, повернулась к Саньке.
– У нее ноги больные, вес лишний, еле ходит. А все никак забрать не можем. Не хочет в центре Москвы жить.
– А я думала, вы туда вообще не ездите, – вздохнула Санька.
– Ну как это? – пробубнил Кирсанов. – Там же мама похоронена. Алена каждые полгода убирать приезжает. А мы с Гоголем на рыбалку или на охоту наведываемся. Там места отличные, Сань. Озеро, лес. Красота! Тебе понравится!
– Вот у всех генералов дачи на Рублевке или в Серебряном бору, а у нас родительский дом в Никифоровке, – всплеснула руками Лариса. – Как попрут тебя, Серый, на пенсию, так и останешься без дачи в элитном поселке.
– Ага, – фыркнул Кирсанов, – кто-то просил! Да и кому она нужна была, Лара, если я все время в горячих точках торчал. Теперь вот можно и прикупить. Что скажете, Александра Андреевна?
Санька вздохнула, не зная, что и ответить. А пока она собиралась с мыслями, в разговор встрял Лешик:
– А что такое горячая точка, пап?
– Ну место такое, – пробурчал Кирсанов. – Там всегда жарко.
– Там пляж и море? – уточнил Лешик и радостно похвастался: – Мы с мамой ездили! Я даже в море купался!
– Здорово, Алексей, – мотнул головой Кирсанов, силясь не расхохотаться.
«Ну да, море и пляж… Как же», – мысленно усмехнулся он.
– Ага! – вскрикнул малыш. – Еще поедем в горячую точку?
– На море поедем, сынок, – кивнул Кирсанов, сворачивая в поселок, и оглянулся на повороте. – Едут как приклеенные, – поморщился он недовольно. – Санечка, ты с Алексеем и Ларой, сразу в дом заходи. Информация о моей семье в свободном доступе недопустима. А с этих папарацев станется. Им же только сенсацию устроить. Хоть на одну минуту.
– Хорошо, – согласилась Санька и, когда машина заехала в высокие красные ворота и пожилая толстая женщина принялась их закрывать, поднялась вместе с сыном на крыльцо обычного двухэтажного дома из белого кирпича.
