– Как вычислят, когда каждый вылет на другом самолете.
– Зато позывной и твое «ПКБэСНБэ всегда с тобой.
– Виноват. Дурная привычка…
Васильев глянул на часы.
– Пойду. Мыртов уже должен подготовить клиента для разговора со мной. Кстати, о нем. Вы оба – белые и пушистые – держите его за держиморду и морального урода, которому хлеба не надо, дай только поиздеваться над людьми, а сами ни разу не дали повод для подозрений, действуете всегда строго по уставу и инструкциям… Ведь так?
– Ну… – неопределенно промычал Хренов.
– Снизойдите до того, чтобы понять – он делает свое дело. Не всегда элегантно и тактично, но как может. Сегодня из-за вас рисковал жизнью. И завтра будет… Так что там товарищ Иисус говорил? «Не судите и не судимы будете».
Васильев бросил окурок и тяжелой поступью побрел в сторону КП.
* * *
Допрос диверсанта еще не закончился, но в полку уже знали – охотились на Беса. Командование в лице командира, комиссара и начальника штаба решало, что с ним делать.
– Перевести в Оренбург, пусть молодняк готовит, – первым высказался НШ.
– Учить взлету-посадке – не его уровень. Учить летать и учить сбивать – это не одно и то же. У нас половина полка мечтает с ним ведомыми слетать. На «Гамлета» посмотри. После «рамы» заматерел… А как он «мессера» позавчера приложил!
– Вижу, командир, не хочешь ты Беса отпускать.
– Конечно, не хочу. Ты не представляешь, что значит услышать во время собачьей свары: «Ахтунг! Ахтунг! В небе Бес!». И, имея численный перевес, фрицы растворяются в тумане… Его знают, уважают и боятся – это, по-твоему, ничего не стоит?!
– Назначь его тогда комэском…
– Ну у тебя, комиссар, и повороты. Кто же допустит вчерашнего вольнонаемного комэском?
– А мы его заштатным. Пусть молодняк натаскивает. Сам говоришь, у него здорово выходит.
– Слушай, в этом что-то есть… Завтра-послезавтра ждем пополнение, не брать же их в бой. Выбьют, как курей, – вслух рассуждал Павлов.
– Ты слышал, командир, у немцев есть элитная эскадра «Зеленое сердце»? – подал голос начальник штаба.
– Ну…
– Давай и нашу назовем. Только позаковыристей, например «Зеленый хрен»?
Комиссар схватился за живот и буквально покатился от хохота. Командир подождал, пока истерика закончится, спросил:
– Ты чего?
– Просто представил, как НШ «Зеленый хер» нарисует на фюзеляже…
– Не «хер», а «хрен»…
– Да какая разница! «Где служил, боец?» – «Да в херовой эскадрилье!» Представляешь? – комиссар опять схватился за живот.
– Да ну тебя… Хотя мысль дельная. Не комэском, конечно, а пилотом-инструктором. Почему бы и нет? – подвел итог совещанию командир полка.
* * *
Через неделю одетый в черную робу Бессонов вышагивал перед строем лейтенантов. Юных и бестолковых, красивых до невозможности в своей еще не примятой новенькой форме.
– Забудьте, чему вас учили в училище, – начал свою вступительную речь Бессонов.
– Я это уже слышал на заводе после ремесленного, – прокомментировал один из лейтенантов, и по строю покатился смешок.
– Самый умный? – Бессонов подошел вплотную. – Ваша фамилия?
– Лейтенант Смыслов, товарищ рядовой, – очень вальяжно, делая ударение на последнем слове, ответил лейтенант.
– Свободен, лейтенант Смыслов. Идите доложите командиру полка, что готовы валить «желтоносых» без всякой доподготовки.
Лейтенант такого оборота не ждал и, явно стушевавшись, добавил:
– Я, конечно, извиняюсь, но забыть, чему учили, – это, по-моему, слишком.
