По лестнице, мимо дневального, в казарму. Оказавшись перед своей кроватью, Самохин вдруг ощутил ужасную усталость: организм, еще не восстановившийся после ранения, требовал отдыха с дороги. Не снимая парадного кителя, он рухнул на армейское одеяло и сразу уснул.
Через два часа его разбудил чей-то тихий голос:
– Товарищ старший сержант, товарищ старший сержант…
Дневальный несмело тряс Юрку за плечо. Тот открыл глаза и недовольно буркнул:
– Тебе чего?
– Калмык приказал разбудить. Вы на обед пойдете?
Юрка сел на кровати, потер ладонями лицо, прогоняя сон, и строго спросил:
– Ты почему мне «выкаешь»?
Рядовой пожал плечами, прыщавая физиономия изобразила виноватую гримасу.
Юра усмехнулся про себя: похоже, прапорщик или Свистунов провели «политинформацию» среди молодых про героя-афганца. Хотя для этого салаги он реально герой: десантура плюс дембель – личность авторитетная.
– Обед, говоришь?
Самохин встал. Есть действительно хотелось, ему все время хотелось есть, с тех пор как начал выздоравливать. На больничной пайке он порядком «подсушился» – так в боксерских кругах называли сгонку веса.
Быстро скинув парадку, он облачился в новенькое х/б армейского образца, которое выдали ему в госпитале. Только голубой берет и торчащий из-под расстегнутого ворота тельник отличали его от обычного солдата. Правда, сидела форма как влитая – знакомая медсестра подогнала по фигуре, и для дембеля Юрка выглядел вполне убедительно.
Он спустился вниз и не спеша, как положено старослужащему, вразвалочку проследовал в столовую. Когда вошел в зал, три десятка солдат уже заканчивали обед. В глубине помещения за отдельным столом сидели два сержанта, и Юра направился туда. Подойдя, представился. В ответ дембеля вполне доброжелательно приветствовали его и предложили устроиться с ними. Одним из сержантов оказался Шаров, фото которого красовалось на боевом листке. Они уже пили чай, на столе стояли алюминиевые миски с крупно нарезанными кусками белого хлеба, сливочного масла и вареными яйцами.
Шаров только оглянулся в сторону раздачи, и тут же с чайником в руках подлетел солдат в белой куртке, наполнил горячим чаем третий стакан. Другой боец принес для Юры две миски: с борщом и гречневой кашей, поверх которой лежал большой кусок мяса.
«Вполне прилично», – оценил Самохин, беря в руки ложку – особенно если вспомнить помои, которыми приходилось давиться в учебке. Конечно, там сержанты тоже питались отдельно, но и их, по сравнению с этой частью, кормили полным дерьмом.
Из дверей в пищеблок появился Калмык. Проследив за Юркиными глазами, Шаров тихо пояснил:
– У офицерского состава здесь свой отдельный кабинет, и повар свой. Тоже солдат, но готовить умеет, прям как в ресторане. На продукты с рынка они сами скидываются. Не на все, конечно, а на то, что у солдат нельзя украсть.
«Нормально устроились! – мелькнуло у Юрки в голове. – Ну и хрен с ними!» Он никогда не был гурманом, хоть и любил поесть от души. Главное, чтобы свежее и побольше.
– Чего расселись, валите отсюда! – рявкнул прапорщик на сержантов, присаживаясь напротив Юрки.
– Ты чё, Миша, не похмелился сегодня? – лениво ответил Шаров, но из-за стола встал и направился к выходу вслед за вторым сержантом.
Калмык тяжело вздохнул.
– Распустились! Дать бы ему по срачельнику…
Негромко рыгнув, он погладил рукой живот. Было видно, что после сытного обеда Калмык пребывает в добром расположении и «давать по срачельнику» ему просто лень.
