Как будто прочная стальная сеть больше ста лет назад опустилась на город. Когда глядишь на карту парижского метро и перемещаешься по ней с линии на линию, не покидает ощущение, что когда-то сеть была правильной геометрической формы. Но с течением времени от собственной тяжести вросла в землю, хотя и не везде. Отдельные части ее покорежились, иные сомкнулись, каких-то участков вообще больше нет. Человеку, воспитанному на строгой схеме из одной кольцевой линии и нескольких радиальных, парижское метро покажется запутанной и избыточной забавой, с одной стороны похожей на детскую железную дорогу, а с другой – на старческую кровеносную систему со всеми вытекающими из этого сравнения последствиями и аналогиями. Чем объяснить возможность попадания со станции «Шарль де Голль Этуаль» на станцию «Насьен» тремя способами и, отметим, без пересадок? Только легкомыслием парижан, в какой-то момент заболтавшихся с дамами за бокалом вина и утративших контроль над строительством, после чего метро строилось как бы само собой. Но пользоваться им удобно и не утомительно. Тихо, можно курить на платформах.
Так размышлял я, переходя с ветки на ветку, пробираясь на восток Парижа. Подъезжая к станции «Пиренеи», я, по неискоренимой привычке, проверился и теперь знал, что хвоста за мной нет.
Улица Пиренеев всегда имела озабоченный вид. И мой старый товарищ Николаша Перегудов, осевший здесь в начале девяностых, обладая неброским, но прочным талантом мимикрии, перенял от нее основные черты.
Выглядел он теперь обремененным массой мелких и хлопотных проблем, реально имея только две – на какую бы мадам упасть, не затрачивая лишних усилий, и как бы постремительней разбогатеть. Обе задачи решались, но лишь частично. Женщины ему не отказывали, хотя несколько не те, о каких ему мечталось. Старше, что ли? Бледнее? Не того круга? И денежки водились. Однако не в таких количествах, чтобы, глядя на Николашу, можно было сказать: респектабельный господин. И квартирка его расположена в скромном районе, и из экономии он возвращался сюда после ужина в алжирском ресторанчике чаще на метро, чем за рулем своего совсем не нового автомобиля марки «ситроен». Работать ему приходилось много. Жизнь в Париже дорога. Николаша был глубоко законсервированным агентом некогда мощной организации союзного значения. И так глубоко законсервированным, что даже сам точно не знал, законсервирован ли он осмысленно или попросту забыт.
Поднимаясь по темноватой лестнице на четвертый этаж, я был уверен, что застану Николашу за учебниками или компьютером. Чтобы поддержать свою многократную въездную визу и вид на жительство, он вынужден был постоянно где-то получать платное образование. Именно на таких условиях Франция позволяла Коле ходить по своей столице в сером плаще и надвинутой на глаза шляпе. Носить с собой кинжал она не разрешала.
На моей памяти Николя получил три высших образования. Экономическое – еще в Москве, кинематографическое – в школе «Фемис» в Париже, что-то авиационное – там же. Сейчас, по последним сведениям, он заканчивал второй курс правового колледжа.
По большому счету, ему было безразлично, чему именно учиться, лишь бы за это не требовали больших денег и продляли право жить в Париже. Тем не менее, приобретенные обширные знания не выветривались у него из головы, а прочно оседали, в ожидании своего часа. Николаша не знал пока, с какой стороны и в какой области судьба предоставит ему шанс для нанесения точного удара, и поэтому был готов ко многому. Если этим шансом будет богатая нестарая вдова из Кале, то Коля как раз тридцатилетний стройный человек приятной наружности, с которым не стыдно и не опасно появиться в любом обществе. Он исполнит все качественно и даже артистично.
