Можно было, правда, абсолютно бесплатно и даже анонимно задать вопрос в Интернете, но Павлуша подозревал, что это – не его случай. Он понимал, что с ним конкретно надо работать, а то и подружить с таблеточками. «Вопросы онлайн пусть задают те, кто имеет друзей и супругов, чтобы позволить себе с ними ссориться, разводиться, обижаться и ревновать».
Кто ищет, тот найдет, и Павлуша нашёл Галушку. Так Галина Васильевна просила по-дружески себя называть спустя несколько встреч. Павлуша чуть было не прыснул: Галушка и Павлушка. Сразу нафантазировал, что она подбирала себе вымышленные имена под каждого клиента, чтобы тот больше ей доверял.
Галушка – психолог бесплатный, в социальном центре района, но человек с образованием, он проверил. Павлуша решил довериться. Она – его последний шанс вернуться к жалкой, но спокойной жизни.
Москвичам предлагалась Московская Служба Психологической Помощи Населению, а Павлуша был москвич. По удачному стечению обстоятельств, во дворе Павлушиной качалки как раз находилось отделение МСППН, а в нём находился психолог, а в психологе – спасение Павлуши от всех бед, прямо как в сказке про Кощея Бессмертного.
Накануне первого сеанса ему приснился очередной кошмар. Он был младенцем, к нему приближалась огромная грудь его матери, размером с лицо. Он тянулся к соску в диком голоде, и когда достиг цели, грудь просто расплющилась, заполнила всё свободное пространство вокруг, ему стало спокойно. Молоко потекло в рот, он закрыл глаза. Вдруг почувствовал, что штаны мокрые. От стыда и дискомфорта Павлуша раскрыл глаза и с ужасом обнаружил, что с груди на него смотрит Лицо. Точнее грудь сама и стала Лицом на белой стене. Он пытался закричать, но сильный поток молока заглушил его крик. Павлуша проснулся.
Пока шёл к психологу, Павлуша скурил пачку сигарет, хотя путь и был близкий. Он никогда не говорил о личном с незнакомым человеком. Он в принципе почти никогда не говорил с неизвестными ему людьми. Если они и заговаривали с ним на вечеринках или в общественном транспорте, Павлуша либо краснел и отворачивался, либо краснел и злобно смотрел на вопрошающего. Исходя из интенций последнего.
Больше всего Павлуша боялся насмешки. Он боялся, что психолог не поверит ему, с позором выгонит или звонко расхохочется прямо в лицо. А ещё он страшился рыданий. Плакал Павлуша редко – так он и молчал всё время. А вдруг как начнёт говорить и делиться, краник откроется? И он будет так жалок, с красными пятнами и раздутым носом? А психолог подумает: «Вот, очередная сопля припёрлась». И, может, в лицо не расхохочется, но где-то внутри будет жалеть, что нельзя покататься по полу от смеха.
«Я болен, я просто болен, это такая же болезнь, как и всякая другая, и в ней нет ничего постыдного». Павлуша как мантру повторял эти слова по пути на сеанс.
Внезапно его затошнило. Сигареты кончились, зато они унесли с собой часть волнения. Он остановился и сел на лавочку. Мысль побежала дальше, и он стал воображать себе кабинет психолога. Начертил кушетку, кипы бумажных салфеток для особенно слезливых… «Хоть бы они мне не понадобились, будь они неладны!» Приятная и доверительная атмосфера, как показывают в фильмах, нарисовалась перед взором Павлуши.
Когда он заходил в старинное здание социального центра, машинально засунул руки в карман в поисках сигарет, но ничего не нащупал. Большой палец правой руки задергался с немалой амплитудой. Волнение накрыло с новой силой. Он хотел убежать отсюда, хлопнуть дверью и бежать, бежать, бежать. Но куда ему было бежать? К Лицу?
