Надо же было выяснить, не сумасшедший ли он. Павлуша был готов потерпеть, высунул руки из карманов и схватил левой ладонью правую. Когда он послушно постучал в кабинет номер четыре, как ему было велено по телефону, его отпустило. Он похвалил себя за то, что он здесь, что борется, и в нем появилось даже некое подобие радости.
Дверь открыла женщина, открыто улыбнулась и пригласила войти. Она ему понравилась, прямо в ту секунду, когда улыбнулась. Во-первых, Павлуше редко кто улыбался, во-вторых, ему стало не так страшно: он увидел, что она хромает, что она толста и неопрятна, а значит, не так и отвратительны будут её насмешки. Сама-то она тоже пади не с голливудских холмов спустилась.
И интерьер кабинета облегчил болезненный спазм Павлуши: он был безобразен. Трухлявая комнатёнка, не имевшая ничего общего с начерченными в воображении картинками. Только кипы книг по психологии, но не в аккуратных шкафчиках, а разбросанные стопками то тут, то там. Два старых протёртых матерчатых стула были потрёпаны жизнью больше, чем его дед. А дед, на минуточку, три раза банкротился до состояния бомжа, переболел всеми возможными болезнями и успел поработать в десяти профессиях. У стола в углу не было одной ножки, её заменял стул и очередная стопка книг. Штукатурка на стенах облупилась, хотя с потолка выглядывала старинная лепнина, стыдясь неприглядного окружения. Пахло затхлостью, отчаянием, старой жёлтой бумагой и почему-то бабушкой.
– Здравствуйте, – Павлуша решил начать с самого простого.
– Садитесь.
Павлуша занял старый стул, жутко неудобный и неустойчивый. «Быть может, это был такой психологический приём», – подумалось Павлуше, чтобы человеку стало неуютно, и сюда приходило поменьше народу, – «или наоборот: на благо пациентов стул стеснял тело, чтобы душевные раны на контрасте отпускало».
– С чем вы пришли? О чём думали по дороге?
Павлуша, конечно, не стал описывать воображаемый идеальный кабинет психолога, дабы не уязвить местное самолюбие. Хотя, судя по слою пыли, самолюбие как таковое тут и не гостило. Он не стал ходить вокруг да около, но бросил, как вызов:
– У меня появился воображаемый не то друг, не то враг, и я вижу его не только во снах, но и наяву. То есть не понятно, вижу, или оно мне мерещится. Днём оно меня пугает, а ночью – разговаривает… И ещё, оно говорит о каком-то страшном секрете в моём прошлом, я хотел бы понять, правда ли это и, по возможности, сам вспомнить, что случилось.
Павлуша сказал всё на одном дыхании, это была его заготовка. Всё, кроме последней фразы: «По возможности самому вспомнить, что случилось?»
Он так и думал, что его сразу спросят, не как дела да как родственнички поживают, а будут рубить с плеча. Это же социальный центр, им некогда растрачивать время. Павлуша замер, он смотрел на женщину и ждал ее реакции: что она скажет? Как посмотрит на него? Не выгонит, не рассмеётся, как он предполагал?
– Я вас слушаю.
Она ответила ему, как будто это было обычное дело. Она не удивилась и даже намёка на улыбку не пробежало по её лицу, а намёк бы Павлуша уловил. Он пристально следил за мышцами её лица и их намеками. Нет, она просто хотела узнать, что же там с ним произошло, как будто его избили одноклассники или обидела девушка, как будто с ним случилось самое обыденное.
Тут Павлуша расслабился и неожиданно легко и быстро пересказал все встречи с Лицом. Казалось, что оно проступило на стене сзади него и периодически снисходительно улыбалось психологу, мол, «смотри что он несёт».
