Лидерство и самообман. Жизнь, свободная от шор - страница 4

Я сразу же принялся за дело. Большая часть событий происходила наверху: совещания, переговоры между сторонами, – словом, все. Я же одиноко сидел на 21-м этаже – с документами и фотоальбомом, открытым на моем столе.

Я ежедневно трудился с шести утра до полуночи. Три раза в день посещал лавочку в лобби и покупал рогалик, сэндвич или салат. Потом возвращался к себе на 21-й и ел, продолжая копаться в бумагах.

Если бы тогда меня спросили, в чем моя цель, я сказал бы: «Стараюсь как можно лучше составить документы, чтобы защитить наших клиентов и закрыть сделку». Или что-то в этом духе. Но о моей работе в Сан-Франциско нужно знать еще кое-что.

Все встречи, важные для протоколов, с которыми я работал, проходили на 25-м этаже. Эти «переговоры в верхах» были крайне значимы для меня, поскольку любое изменение в ходе процесса должно быть отражено в документах, которые я составлял. Но на 25-й этаж я заглядывал нечасто.

Целых десять дней я питался всухомятку и однажды случайно узнал, что в главном конференц-зале на 25-м этаже точно по расписанию подают еду для всех участвующих в проекте. Я был потрясен тем, что мне никто об этом не сказал. При этом меня дважды пропесочили за то, что я не учел в документах последние изменения. Но о них тоже никто не говорил! К тому же я услышал обвинение, что меня трудно найти. Кроме того, ведущий партнер два раза за это время интересовался моим мнением по вопросам, которые мне вообще в голову не приходили – а должны были, если бы я потрудился подумать. Они входили в зону моей ответственности, и эту работу должен был выполнять не он, а я.

На этом Бад закончил и сел.

– А теперь, Том, позвольте вас спросить. Из того, что вы знаете о моей работе в Сан-Франциско, можно ли заключить, что я действительно «старался как можно лучше составить документы, чтобы защитить наших клиентов и закрыть сделку»?

– Нет, – сказал я, покачав головой. Меня удивило, с какой легкостью я обвинял самого Бада Джефферсона. – Скорее, вы были заняты чем-то другим. Похоже, проект вас вообще не очень интересовал.

– Именно, – согласился он. – Я не интересовался проектом. А понимал ли это ведущий партнер?

– Думаю, за десять дней все стало очевидно, – предположил я.

– Он мог достаточно судить, чтобы по крайней мере пару раз меня отчитать, – сказал Бад. – Как думаете, сказал ли он, что я разделяю общее видение? Что я предан делу? Что был максимально полезен для других участников сделки?

– Нет, не думаю. Держась в изоляции, вы подвергали дела риску – его дела, – ответил я.

– Вынужден с вами согласиться, – сказал Бад. – Я стал проблемой, что и говорить. Не интересовался сделкой, не был предан делу, не понимал ситуации, доставлял неудобства другим и так далее. Но подумайте: как бы я отреагировал, если бы мне кто-то сказал, что я недостаточно предан или заинтересован в результате? Согласился бы я с этим человеком?

Я стал думать.

– Сомневаюсь. Довольно сложно соглашаться, когда тебя критикуют. Если бы вас стали обвинять, вы, вероятно, начали бы защищаться.

– Подумайте, какие аргументы я стал бы приводить, – сказал Бад, согласно кивнув. – Например: кто бросил новорожденного и полетел в Сан-Франциско? Я. Кто трудился по двадцать часов в день? Я. – Он все больше воодушевлялся. – Кого заставили работать на четыре этажа ниже остальных? Меня. Кому забывали передавать даже самые важные подробности – например, о питании? Мне. Итак, кто, с моей точки зрения, представлял собой проблему?