Life must go on - страница 10

Только он успел удобно расположиться, смешать в оптимальных пропорциях алкоголь, как белого боксера послал в нокаут афроамериканец. На ринг выбежали люди из тренерского штаба победителя, они сразу же бросились подымать в воздух боксера, заработавшего им этой победой очередное приличное вознаграждение. На опухшем от гематом лице победителя красовалась беззубая улыбка. Моментально на ринг вынесли пояс, заслуженный боксером. По рукам людей, скопившихся на ринге пустили микрофон и они по очереди поздравляли победителя, выражали благодарность за столь красочный бой и так далее, и тому подобное. Разочарование-то какое, смотреть, в забытом Богом пабе, награждение боксера-победителя. Есть ли что-нибудь нуднее, чем церемония награждения победителя. Почему её постоянно показывают? Кто её смотрит? Церемонию награждения можно сравнить с мытьём посуды после вкусного обеда.

В этот момент Маркус услышал едва уловимую поступь Натали за его спиной. Она прошла мимо и, словно услышав мысли Маркуса, подошла к телевизору, переключив канал на музыкальный, а затем как ни в чём не бывало подсела к Маркусу.

– Я для тебя совсем ничего не значу? – округлив глазки, спросила она.

Первым делом Маркус посчитал, что этот вопрос был связан с его безразличием по-поводу её поцелуя с другим мужчиной, но Натали быстро его разубедила:

– Ты даже не налил мне выпить!

– Справедливое замечание. – кивнув головой, Маркус согласился и вскоре исправился.

Натали сидела на табуретке словно на иголках. Она елозила из стороны в сторону, постоянно мотала головой вокруг, куда-то оглядываясь в поисках чего-то, барабанила пальцами по столу, перебирала ногами. Она была бесконечным потоком энергии никуда не направленным. От этой женщины, не смотря на её молодой возраст, веяло роковой опасностью, которая присуща взрослым и солидным дамам. Натали была хищницей, с которой не каждому мужчине по силам справиться. После того, как её стакан наполнился, она моментально его опустошила, и Маркусу пришлось повторить выпивку.

– Ты целуешься лучше, хоть и менее пылко. – ни с того, ни с сего заметила она.

– Ты всегда такая, как сегодня? Я имею ввиду твою бесшабашность. За неполный час ты успела повисеть на двух незнакомых тебе мужчинах, это для тебя нормально?

– Нет, обычно я не такая, но хотела бы такой быть. Менять мужчин как можно чаще, чтобы как можно большему их количеству навредить! И сегодня очень удобный случай стать собою. Заметил, как мало людей сегодня вышло на работу?

– Это да, никто не хочет тратить последние часы жизни на свою постоянную работу.

– Что нам это говорит о работе? То что дерьмо это, а не работа! Прошу простить меня за выражение, это всё от нервов. Вообще, работа в моей голове воспринимается, как рабство двадцать первого века! Ты насилуешь сам себя, каждое утро просыпаясь под звон будильника, уезжаешь из своего дома в неведомую даль, по пути трясешься в общественном транспорте с такими же, как и ты неудачниками, чтобы провести большую часть твоей, по сути короткой жизни, за занятием, которое не доставляет тебе удовольствие, и всё ради того, чтобы твой начальник купил себе машину подороже или хозяин квартиры, которую ты снимаешь, заплатил очередной кредит! Но самое страшное в этом рабстве то, что его не воспринимают, как рабство. В обществе распространилось мнение о том, что работа – это почетно! В итоге вырастает поколение за поколением, не осознающих своё истинное положение, рабов. Армия продавцов, работники общепита, бесполезные охранники, полчища уборщиков, тысячи бухгалтеров и банкиров. И если в реальном рабстве зло, против которого можно восстать, на лицо, то в рабстве двадцать первого века зло невидимо, и в этом огромная его сила. Кто-то может сказать, что в отличии от рабов, он получает деньги, позволяющие ему существовать, но, заметьте, ведь и рабов кормили. Здесь нет надзирателей и рабовладельцев, но всё же есть насилующий каждое утро звон будильника.