Когда внутренности были вынуты, за дело взялся Родион. Он сказал Сысою и Егору – держать труп лошади за копыта, чтобы не перекатывался по траве, достал топор – и принялся разрубать тушу на куски. Ванька тем временем – по локоть в крови потащил потроха в лес.
– Ванька! Как назад будешь из лесу идти – прихвати хвороста на растопку! – крикнул Ваньке Селиван. Он собирался разводить костёр – а потому направился к дровнику.
Мясо можно было приготовить и в печи – но на это ушло бы слишком много времени – потому что зажарить в печи всю тушу – не получилось бы, а потому – лошадь пришлось бы готовить по частям.
Поэтому – оптимальным решением был костёр. И жечь его надо было прямо сейчас, пока ещё хоть и светло – но всё-таки очень рано, и нигде рядом – точно нет ни одного человека, ибо все ещё крепко спят. Вообще это было общим правилом – даже избу топили почти исключительно ночью. Днём топили в редчайших, исключительных случаях – и потому Маруся, вела преимущественно ночной образ жизни, и стряпала всегда по ночам. Да и всех остальных тоже их «ремесло» так или иначе, обязывало не спать в тёмную ночь.
Итак, Селиван принёс дров, из дровника же принёс мох, который всегда заготавливали заранее на растопку, достал кремень, кресало, и принялся высекать искру. Тут как раз подоспел из лесу Ванька, тащивший большую охапку хвороста. Это было как нельзя кстати, и вот уже через минуту во дворе запылал костёр.
Родион и Сысой сидели на чурбаках, и обрезали ножами мясо с костей. Мясо кидали в большую деревянную бадью. Когда бадья наполнилась – Ванька оттащил её Селивану – и притащил другую бадью – наполнять её.
Селиван, между тем, подвешивал куски мяса над огнём и жарил. Конина стала обугливаться, в костёр закапал жир. Все остальные, закончив работу подошли к костру.
– А где Егор? – оглядевшись, вдруг спросил Селиван.
Все огляделись. Егора и впрямь не было.
– Мы думали, что он тебе помогал дрова таскать. – сказал Селивану Родион.
– А я думал, что он вам помогал лошадь разделывать. – ответил Селиван.
–Опять как в воду канул! – злобно прорычал Родион. – Ну и чёрт с ним. Мы дело сделали – теперь пусть шляется по лесу сколько влезет, нам мяса больше достанется.
Он принюхался, и спросил у Селивана:
– Готово, что ли?
– Это уже готово. – сказал Селиван, указывая на ту же деревянную бадью, полную теперь уже жареного мяса. Можете тащить в избу.
– Ладно. Как закончишь – приходи. – ответил ему Родион, и повернулся к Ваньке – Эй Ванька! Хватай бадью, да пошли в избу! Жрать охота!
Ванька, подхватил трёхпудовую бадью как пушинку, и первым пошёл в избу. За ним двинулись Родион и Сысой.
Егор так и не появился. Маруся, хлопотавшая в избе, оглядев вошедших, первым делом как раз про него и спросила:
– А где Егор?
– Кто его знает, по лесу наверно где-то бродит. – пробурчал Родион – Ничего, есть захочет – придёт. Дай нам поесть, Маруся!
Ванька, между тем – водрузил бадью на стол, и сразу же взял себе здоровенный кусок конины. Остальные уселись за стол, и тоже взяли по куску. Немного погодя – зашёл и Селиван. Маруся, между тем, вытаскивала из печи чугунки. По числу едоков она поставила на стол четыре чугунка. В чугунках была пшённая каша.
Едоки тут же схватили деревянные ложки, и стали черпать кашу из своих чугунков, заедая мясом. Маруся, между тем, поставила на стол каравай недавно испечённого хлеба, а потом поставила ещё один чугунок. В пятом чугунке была вода, которая от жара печи превращалась в кипяток. Кипяток черпали из чугунка деревянными ковшами, ждали, пока чуть остынет, и запивали свою нехитрую трапезу. Так как и хмельное, и мёд, и даже квас – появлялись у разбойников крайне редко, и были, по большому счёту – на вес золота, то обычно с утра до вечера пили они либо студёную ключевую воду из ручья, либо ту же воду, доведённую до кипения.
