Саак шагнул вбок. Подался вперёд и прошептал с ощутимым господарским говором:
– Знаешь, какой мой любимый отрывок из священных текстов, брат Эйлуд? – Выпрямился. – Не приставай к братьям своим, а то получишь по роже.
Лазар увидел, как передёрнуло Эйлуда, и сказал:
– Довольно. Мы не для этого тут собрались. – Чуть толкнул Саака. – Давай всё же отойдём, не станем мешать достопочтенному брату.
Саак заворчал по-господарски:
– Достопочтенный брат совсем оборзел.
Ноздри Эйлуда расширились.
– Что он сказал?
– П-пшёл ты, вот что сказал. – Саак закатил глаза и продолжил тихо ругаться на господарском.
– Нашли, когда браниться. – Лазар качнул головой и отвёл Саака в сторону.
И снова принялся смотреть на костёр.
У ног Айше замелькали острые язычки огня. Дыма было немного – дерево выбрали на славу, сухое и тщательно очищенное от коры. Айше очнулась – то ли от запаха, то ли от треска искр, а то ли от того чувства, что будит людей на пороге смерти.
Лазар стиснул зубы. Нужно было не колдовать до рассвета, а принести дурманный отвар и попросить Дауфа влить его в ведьму хоть через силу. Так пришлось бы легче и ей – не оглушали бы ударами по голове, – и самому Лазару: не крикнет лишнего.
Прищурившись, Лазар рассматривал Айше. Он видел её неплохо: и то, как она раскрыла глаза, и как посмотрела на пламя, подбирающееся к её босым ногам и полам рубахи-камизы, и как выгнулась так, насколько ей позволяли цепи. Она захохотала, но смех вышел не весёлым и не бесовским – по-человечески отчаянным.
А на каком костре будешь гореть ты, меченый жрец?
Лазар сжал трость до побелевших костяшек.
Ему ли не знать, что колдуны мало чем отличались от тех, кто их ненавидел, – так же чувствовали боль и боялись смерти.
Дауф приказал башильерам возле столба сильнее громыхать цепями.
– Стоило задушить её, а не сжечь, – сказал Саак Лазару на ухо. Прозвучало горестно. – Она наш враг, и из-за неё погибло много добрых людей… Но… Не знаю. – Он отвернулся. – Жутко.
Огонь добрался до ступней Айше.
Она закричала, и Лазар опустил взгляд. Без того знал, что будет дальше: как пламя охватит одежду Айше и её спутанные кудри, как оплавится её кожа – смугло-оливковая, со шрамами от пыток, – и как её чёрные глаза лопнут от жара, и в конце концов от неё не останется ничего, кроме костей.
Он изучал утоптанный песок под башмаком, когда Саак шикнул:
– Она смотрит на тебя. – И его следующие слова утонули в крике, хохоте и треске.
Лазар вскинул голову.
Айше извивалась, её ноги горели, и Саак рядом зашептал стихиры – это Лазар слышал урывками. Айше теперь и смеялась, и плакала, и вопила, и от этого закладывало уши. Огонь взлетел по рубахе, перекинулся на волосы. Он лизал столб размашисто, крупными жаркими языками, и братья, стоявшие в первых рядах, отступили.
Железный лязг прекратился – устали. Да и толку? Вместо ведьмы теперь – столп огня. Если дурной дух и был, уже выпарился.
– Ты как? – спросил Саак, пряча нос в рукаве: от запаха жжённой плоти.
Как, как… Как чародей, который привёл на костёр другую чародейку. Лазару казалось, будто он кого-то предал: в груди тянуло, перед глазами стояли то темницы, то чёрные книги, то свет от лампад, косо падающий на лицо Айше. А теперь-то и лица не было – лишь пламя да визг.
Она была великой колдуньей, подумал Лазар. Куда сильнее его.
– Ты молодец, – заявил Саак звучным шёпотом. Отнял от лица рукав, но тут же прижал снова. – Без этого не остановить мор.
