Лихолетье - страница 24
– Сщас же ступай. А Влас тебе дорогу обскажет.
Тимофея тоже стало клонить ко сну. Княжич Владимир давно дремал, оперевшись рукой на стол. Да и прочие поутихли. Лишь кое-кто пытался еще побалагурить да попользоваться боярским медом.
Меченоша вернулся ни с чем. На его протрезвевшем лице отпечаталась кровоточащая ссадина. Кряж долго смотрел на него.
– Ну?
– Не прогневайся, боярин. Не смог привезть. Горяча больно девка. Коромыслом отбилась. И…
Меченоша замолчал, но Тимофей все так же не сводил с него взгляда.
– Ну?..
– И убегла огородами. К лесу. Не прогневайся.
Кряж отыскал очами Власа, услужливо стоявшего неподалеку:
– Больно холопы у тебя вольные.
Влас побледнел:
– Уймем, боярин-батюшка. Уймем. Уж я и проучу ужо.
Влас еще долго причитал. Несмотря на то, что Тимофей отвернулся и потянулся к налитому до краев кубку.
– Выучим, батюшка. Всех выучим.
Но тот уже не слушал его, отыскивая очами приглянувшуюся ему холопку с ендовой[40].
Дорога к дому
Лето все радовало теплом. Даже птицы, утомленные зноем, не были слышны на лесной дороге. Несколько всадников, изрядно уставших в пути, наконец-то выбрались на берег полноводной речки. Оставив приграничье другим стражам, боярин Евпатий возвращался в родовое имение. Каждый думал о своем. Угрюмый и задумчивый вид боярина отбивал охоту балагурить у спутников. Ехали молча.
Не с легким сердцем возвращался боярин Коловрат в родные места. За искренность свою попал в опалу. Не понял его рязанский князь, не услышал. Только от себя отдалил.
Кони, почуяв воду, забеспокоились. И пуще всех молодой жеребец Андрейки. От неожиданности тот чуть не выругался, но, спохватившись, крепче взял коня уздой: «Спаси бог боярин услышит… Да и остальные немногим лучше». Не годилось молодому вою так язык распускать.
Могучий всадник на высокорослом жеребце махнул рукой, разрешая спешиться. Это и был боярин. Хмурый, ничем не выделявшийся среди своих спутников. Поросший кустарником берег позволял подобраться к воде только в одном месте. Когда первые всадники спустились к воде, Андрейкин жеребец все еще тряс головой, стремясь ухватить зубами хозяина. Дошла очередь и до остальных. Заведенный порядок требовал быть осторожным на водопое. Лихие людишки нет-нет да и пошаливали на дорогах. В здешних глухих местах об этом пока не слыхивали, однако береженого Бог бережет. Ехали без броней, но при оружии. Дорога неблизкая. Больше дня пути от Рязани. Но сухая летняя дорога всегда кажется короче.
Напоенные кони пошли резвее. Скоро и отчий дом.
Есть от чего порадоваться Андрейке. С зимы не бывал дома. Был он средним. Старшие давно жили своими семьями. Только младшая сестрица все еще ходила в девках. Сам он считался везучим. Не многих брал к себе на службу боярин. Да еще такой знатный воевода.
Семья не бедствовала. Отец был известным ковалем[41]. Трудился усердно. И видно, Бог ему за это помогал. Ладилось дело. Все сыновья с отцовской кузни начинали.
Это в городе ковалю прожить легче. Знай себе куй. А здесь не только ковать, а и криницу[42] самому плавить. Помощники нужны. За делом у отца и Андрейку боярин Евпатий приметил. Понравился ему юнота. Сноровист, и силенкой Бог не обидел, чем не добрый воин. И вот уж год, как на службе у боярина прошел.
За лесным поворотом показалась весь. Кроме Демьяна и Андрейки, коих боярин отпустил сразу, здешних не было среди воев. Все они направились к боярским хоромам.