В Индии существует знак Дао, где объединяются обе энергии мира, и получается круг. А это законченность. Если у птицы нет одного крыла, она не сможет летать. Люди давно уже поняли, что Бог – как раз та энергия, помогающая взмахнуть птице обеими крыльями, помогающая не просто существовать, но что-то создавать в этом мире обеим силам. Всё остальное – бессмыслица.
– Значит так, – подытожила Наташа. – Сейчас по сценарию должно последовать пылкое признание в любви с предложением руки, сердца и чего-то ещё между ними? Или уверение в том, что наша встреча не случайна, что ничего случайного не бывает, что мы рождены друг для друга и ждали этого момента всю жизнь? Пойми, мне нужно не признание в любви, а реальная поддержка и помощь.
Сможешь ли ты быть таким?
Дима не нашёлся что ответить. Взглянув на собеседницу, он только сумел отметить, что Наташа сама украдкой наблюдает за его реакцией на волну вопросов и на конечный, поставленный ребром, но не придал этому хоть какого-нибудь значения. А напрасно. Любая женщина даёт мужчине сделать выбор, то есть ощутить, на что он способен, иначе все любовные игры быстро превращаются в самые банальные сексуальные бредни.
Неужели же жизнь наша состоит только из взлётов и падений? Ведь никогда не даст Господь того, что ни поднять, ни унести. Значит, это испытание предназначено не просто из-за спортивного интереса к поступкам человека в экстремальных ситуациях.
И тут голос девушки немного печальный, даже чуть прерывающийся, вернул Дмитрия к действительности:
– Нельзя меня любить, Димочка…
Будто море упало с потолка, пытаясь захлестнуть, замутить, заморочить ум. Именно это ощущение возникло вокруг и долго ещё не отпускало после ничего не значащей фразы. Заметив слёзы на щеках девушки, Дмитрий попытался как-то встряхнуться, нарушить надвигающийся, словно паровоз, неотвратимый исход этой ещё не успевшей родиться любви.
– Что с тобой, Наташенька? – Дмитрий сел с ней рядом на валик кресла. – Ну, не плачь, успокойся, ангел мой.
Парень притянул голову девушки руками к своей груди и принялся осторожно гладить её волосы. Этот, казалось бы, довольно простой поступок действует на женщин успокоительно. Сначала Наташа инстинктивно вжалась в кресло, будто ожидала каких-то агрессивных действий по отношению к себе. Потом, под действием добрых ласковых рук, немного успокоилась. Во всяком случае, плечи девушки перестали дрожать, и она чуть-чуть расслабилась.
Только это, наверное, совсем не входило в её планы, поскольку она осторожно, но настойчиво выскользнула из нежных рук Димы, подняла глаза и в упор посмотрела на собеседника.
– Сядь, – пальцем показала девушка на покинутое Дмитрием кресло. – Я тебе всё расскажу, как и обещала. Знаешь, я очень больна, Димочка. И неизвестно чем. Никто этого не знает.
Голос её опять дрогнул, но слёзного расстройства всё-таки больше не повторилось. На такое заявление трудно было чем-нибудь ответить или возразить. По сути, Дмитрий, как врач или следователь, должен был хладнокровно выслушать её, анализировать интонацию, слова, фабулу изложения и всё такое прочее. Но могла ли она сейчас хоть что-то доходчиво рассказать? Но мог ли сам он понять её, как пациентку, как человека, как женщину?
– Ты можешь подумать, что вздорная девчонка, накопительница комплексов, выдумала себе болезнь? – она снова внимательно посмотрела на Дмитрия. – Я действительно больна и действительно болезнь медицине пока не известна. Если ты профессионал в знахарстве или тибетских излечениях биологической энергией – тебе и карты в руки. Узнай что-нибудь о том, чего нет, детектив.
