– Неотразимым во всех отношениях? Тут и такой сосед имеется? – съязвила я.
Миша же, ухмыльнувшись, покатил наполненную тележку вглубь участка.
Мы собрали все листья за несколько часов, и я успела привыкнуть к тому, что у Миши ни на секунду не закрывается рот. Такое впечатление, что, если он помолчит, его просто разорвет. Но вскоре меня это перестало напрягать, и я даже стала находить его забавным. Он рассказывал множество интересных историй о жизни, друзьях и подругах, курьезах, с ними происходивших. Не все эти истории были пристойными, но мне понравилось слушать о той жизни, о которой я почти ничего не знала. Реальной жизни реальных молодых людей. Моих ровесников, с которыми я никогда не общалась, и знала о том, чем они живут, только из романов.
Мы с Мишей уже давно расположились на садовых качелях, которые он основательно раскачивал, активно жестикулируя и вдохновенно рассказывая о том, как над его приятелем – жутким бабником – подшутили девчонки, которых он допек. Я сидела спиной к дому и уже откровенно хохотала, не столько, наверное, от самой истории, сколько от артистичной ее подачи симпатичным Мишей. Если честно, не помню, случалось ли мне в моей жизни смеяться так долго и громко. Я всегда старалась сдерживать любые сильные проявления эмоций, но прямо сейчас, в присутствии этого взъерошенного парня с хитрыми зелеными глазами и языком без костей, смеяться от всей души мне было легко. Кажется, совсем ненадолго я забыла и об ужасе, случившемся в моей жизни, и о том, сколько еще всего должно произойти.
Неожиданно Миша прервался на полуслове и замер, глядя куда-то мне за спину. Потом он почти непринужденно поднял руку и взмахнул.
– Э-э-э. Привет, Римман! Как поживаешь, сосед? – постарался сохранить внешнюю веселость парень, но я видела, что на самом деле она улетучилась без следа.
Я обернулась. Римман стоял в дверном проеме, перегораживая его почти полностью своей монументальной фигурой и мрачным, тяжелым взглядом смотрел на нас. На приветствие Михаила он ответил медленным кивком, словно раздумывал, стоит ли вообще реагировать, и вперив в меня взгляд, больше не возвращал его к парню. От всей его позы и выражения лица веяло скрытой угрозой.
– Иди сюда! – рявкнул мне Римман.
– Ладно, увидимся еще, садовница, – сказал Миша и, вернувшись к забору, перемахнул обратно.
Но он не ушел, а остался стоять, с легким беспокойством уставившись на нас с Риманом.
– Смотрю, ты весело проводишь время? – ледяным голосом сказал Римман, с яростью глядя мне в глаза.
– Миша мне помог собирать листья, и мы немного поболтали… – попыталась объяснить, чувствуя непонятную робость, но Римман грубо дернул меня за руку, затаскивая внутрь.
Резко захлопнув за мной заднюю дверь, которая была совершенно прозрачной, он толкнул меня на нее и тут же вдавил своим телом, бешено атакуя мой рот. Его губы были жесткими и безжалостными, и прорезавшиеся клыки причиняли боль, но при этом неожиданно эти ощущения возбудили меня так стремительно и сильно, что я, не сдержавшись, застонала в его хищный рот. Мое тело напрягалось по собственной воле, желая быть к Римману еще ближе. А он поглощал меня, жадно облизывая выступившую из поврежденных его клыками губ и языка кровь, и рычал низко и непрерывно, заставляя нечто глубоко внутри меня отзываться острой нуждой на эти порочные вибрации.
