Скорость снижается, и Олег понимает, что они в каком-то парке или сквере. И тут лимузин выруливает прямо на улицу огромного ночного города, освещенного разноцветными огнями. Высотные здания поражают своим величием, а мигающие вывески завораживают, словно вгоняя в гипнотический транс.
– Да ладно, – шепчет Олег, не веря своим глазам. – Мы правда в Вегасе? В Америке?!
Но Патрик не отвечает. Патрик просто движется по улицам ночного города, соблюдая скоростные ограничения.
***
Именно в тот момент, когда лимузин начинает набирать скорость и щеколды опускаются, заблокировав двери, Олимпиада вскакивает, очнувшись ото сна, чем будит и спящего рядом Давида, обнявшего свою сестру за талию.
Кровь на ее теле уже запеклась и потеряла свой характерный запах.
– Он снова едет по Тайным тропам, – констатирует она.
Давид лишь облизывает губы, смотрит на лежащую на подушке оторванную голову рыженькой и сбрасывает ее с кровати.
– Наш братик решил… покататься. И что с того?
– Арина не с ним, – Олимпиада вскакивает с постели, наступает на ляжку блондинки, тело которой было съедено начиная от пупка и заканчивая шеей. – Чтоб тебя!
Она чуть не падает, но умудряется удержаться, схватившись за кровать.
– Позови Инну. Пусть уберет, – говорит она брату, и тот обещает, что так и сделает.
Сестра собирает свое платье, туфли и лифчик и спешно удаляется.
Давид взмахивает рукой, и двери закрываются.
Он смотрит себе под ноги и замечает очередную оторванную голову. На этот раз голову шатенки. Пинает ее по направлению к себе и поднимает вверх за волосы.
Глаза девушки закрыты. Она так и не проснулась, пока умирала.
– Думаешь, сестренка, что ты тут главная, да? Как ты заблуждаешься… – он улыбается, касается своим пальцем губ мертвой девушки. – Только тс-с-с! Ты же ей не скажешь?
И Давид подмигивает ей одним глазом.
***
– Так… – Никита и Арина идут по дороге, усыпанной песком. До амбулатории совсем недалеко, и потому времени на разговор практически нет, но еще меньше его для бессмысленного молчания, – откуда Вы? Чем занимаетесь?
Арина смотрит себе под ноги, пожимает плечами.
– Все, что я помню – это служение Егору Кирьяковичу.
– Кирьяковичу? – переспрашивает Никита. – Есть… такое имя – Кирьяк?
Арина мельком смотрит на Никиту, встречается с ним глазами и кивает, затем снова опускает взгляд под ноги.
– Ладно, извини, я тебя перебил. Продолжай.
– Я делала всю домашнюю работу – готовила, убирала, – она пожимает плечами. – Еще я мыла господина и его детей – Олимпиаду и Давида, но лишь до тех пор, пока Давид не вырос и не начал ко мне приставать. После первой попытки Егор Кирьякович тут же отстранил меня от этой работы и наказал Давиду, что тот отныне должен мыться сам.
Никита выслушал ее рассказ со слегка хмурящимся лицом. Кирьяк, Давид, Олимпиада… пока не выросли, начал приставать… на вид Арине не меньше двадцати, но и не больше двадцати пяти…
– Ты… служила им что, с десяти лет?..
– О нет, девочки нашего рода отправляются на службу к Апраксиным только после того, как им исполняется шестнадцать.
Никита раскрывает рот и тут же его закрывает. Внезапно он осознает, что его знакомая – как минимум лгунья, но, скорее всего, сумасшедшая.
***
– Тупая сука! – произносит Олимпиада, стоя в душе под горячими струями воды. – Какая же ты тупая дрянь!
Она бьет ладонью по выложенной кафелем стене, упирается в эту саму стену обеими руками и закрывает глаза. Делает глубокий вдох… выдох.
